Сводя творчество к роли «правдивого дневника», сам Такубоку, в силу своего дарования, сумел создать действительно трогательную панораму короткой драматической жизни энтузиаста и мечтателя, сошедшего в могилу совсем молодым от скоротечной чахотки с социалистическими лозунгами на устах. При всей их сентиментальности, танка
Такубоку, которые он в знак протеста против рутины записывал в три строки (а не в одну, как делали все его предшественники в соответствии с каноном), несли в себе свежесть и аромат новизны. Чего уже нельзя сказать о его сподвижниках и последователях, которые не жалели сил для дальнейшей вульгаризации жанра и адаптации его к нуждам обывателя.Вслед за народно-демократической поэзией Такубоку пришли апологеты пролетарской культуры, которые призывали до основанья разрушить старую оболочку танка
, наполнив древний жанр новым классовым содержанием. Когда навеянная русским ЛЕФом эйфория схлынула, все демократическое крыло поэтов танка оказалось фактически у разбитого корыта, поскольку использование пролеткультовского поэтического инструментария привело к разрушению самой лирической основы стиха.Временное торжество идеологизированной поэзии танка
не означало гибели жанра в целом, ибо разумное большинство в конце концов все же предпочло остаться в рамках лирической традиции с ее могучим арсеналом изобразительных средств. Однако тридцатые годы, отмеченные разгулом реакции и массовым – вынужденным или добровольным – «поворотом» деятелей культуры в сторону официозной идеологии, знаменовали закат утонченного эстетизма Серебряного века. Мировая война, в которую Япония начала втягиваться раньше прочих великих держав, стала водоразделом, навсегда отделившим блестящую плеяду переживших ее поэтов от прекрасной поры их артистической юности. Серебряный век ушел, чтобы вернуться после войны в отраженном свете иных стихов, в переизданиях старых сборников, в комментированных собраниях сочинений, в воспоминаниях современников, в многочисленных трудах литературоведов.Лирика танка
, как и многие другие феномены традиционной японской культуры, очевидно, обречена на бессмертие. К ней будут обращаться благодарные читатели в следующем тысячелетии точно так же, как обращались в тысячелетии минувшем. С течением времени случайное отпадает, вечное остается. Вечности принадлежат и лучшие строфы поэтов танка Серебряного века.
Масаока Сики
Из книги «Песни бамбукового селенья»
«Проступают вдали…»
Проступают вдалисквозь дымку вешние горы.Высоко в небесах,окаймленных нитью заката,звонко жаворонок распевает…«Садик мой невелик…»
Садик мой невелик.Вон розовый куст одинокоприслонился к плетню.Набухают бутоны на ветках –это значит, лето настало…В думах о родном крае
Из общего корнявсе восемь стволов вековых,нора барсучья…Сколько лет уже пролетело –ах, «железное дерево», где ты?!.«В комнатушке моей…»
В комнатушке моейсобрались сочинители танка –и за чтеньем стиховне заметили, как подкралсясолнца луч к фиалкам в горшочке…«Меж домов городских…»
Меж домов городскихобитель моя затерялась.Садик мой неказист –и хоть радует взгляд цветами,что-то бабочек здесь маловато…«Открываю глаза…»
Открываю глаза –и вижу, что ливень, хлеставшийдвое суток подряд,наконец приостановился –безмятежно сияет солнце…«Звонко нынче поет…»
Звонко нынче поетна жердочке канарейка –как и я, человек,видно, радуется пичугапоутру хорошей погоде…Будда
Головы уже нети руки давно откололись –каменный истуканна обочине у дорогипревратился в обычный камень…«Новогодний денек…»
Новогодний денек.Солнце утреннее сияет.Сквозь стеклянную дверь,[1]сквозь прозрачные створки вижув небесах воздушного змея…«Зимний пасмурный день…»