Клеопатра

Клеопатра во всех легендах представлена как обладательница сексуальной власти, часто она изображалась и как жестокая царица. В эпоху романтизма её жестокость и сексуальность слились. Шекспир использовал легенды о Клеопатре, чтобы показать разрушительное безумие страсти, но хотя его Антоний и Клеопатра готовы были разрушить весь мир и погубить себя, они отнюдь не пытались убивать друг друга. Однако после 1825 года, когда Александр Пушкин оживил древнюю легенду, на которую прежде не обращали внимания, — легенду о том, что царица будто бы требовала жизнь мужчины в обмен на ночь в её постели, — Клеопатра превращается в чудовищную, но соблазнительную повелительницу и пожирательницу мужчин — femme fatale. На протяжении всего XIX и ещё в первые десятилетия XX века, когда в поэме Айронмонжер описывается, как она «в рубинах, сверкающих как капли крови», лежит целую ночь в обнимку с трупом Антония, легенды о Клеопатре были насыщены эротикой и насилием.

Те, кто изображал Клеопатру в образе героини-садистки, опирались на уже вполне утвердившуюся традицию представлять её как бессердечную, падшую и эмоционально холодную женщину. В последней четверти XVIII века хитроумная Клеопатра-шлюха оказывается также и злодейкой. В 1775 году итальянский драматург Витторио Альфиери, чей «ледяной ужас» заслужил впоследствии восхищение Байрона, заставил её «снять вуаль и обнаружить истину, скрытую в пропасти изолгавшегося сердца». Обуреваемая жаждой власти и неспособная любить, Клеопатра Витторио Альфиери решает убить Антония, чтобы проще было соблазнять Августа. Антоний бежит от подосланных убийц, возвращается к ней и высказывает всё, что он думает о её каменном сердце. Он говорит, что если Медея или Мегера хотя бы стыдились своих преступлений, то «тебя, о, холодная и жестокая, даже это неспособно затронуть!». В «Трагедии Клеопатры» Александра Соумета, поставленной на сцене в 1824 году, где царица сначала нам является в могильной тьме, окружённая орудиями убийства — кубком с ядом, аспидом в бронзовой клетке, отравленным кинжалом, — она убивает Октавию, а затем терроризирует маленького сына жертвы, показывая ему кинжал, с которого каплет кровь его матери. В «Октавии» Августа фон Коцебу (1801) Клеопатра пытается отравить Октавию, свалить вину на Антония и таким образом избавиться от них обоих. Когда это ей не удаётся, она посылает Антонию сообщение о своей смерти. Антоний умирает на руках преданной ему Октавии, а Клеопатра продолжает тем временем наслаждаться жизнью, удовлетворяя свою похоть, свои амбиции и свою гордость.

Порочность этой Клеопатры из мелодрамы очевидна, но постепенно в XIX веке подлость внешняя, выраженная стала уступать место более тайному вероломству и коварству. Клеопатры Коцебу, Витторио Альфиери и Соумета под конец пьес разоблачаются, и все Антонии приходят в ужас от зла, которое сотворили их Клеопатры. Но ничего подобного не происходит в драмах, которые получили распространение после Пушкина. Как ясно видно из приведённого выше отрывка романа Кантеля, мужчина, которого соблазняет, подкупает и убивает femme fatale, созданная воображением романтиков, добровольно соучаствует в действе, ведущем его к гибели. Как и Ките, он бы «хотел, чтобы она погубила» его.

Было бы большим упрощением объяснять стереотип femme fatale одним только напрямую выраженным женоненавистничеством. Женоненавистничество само по себе вполне признавалось обществом той эпохи. «Война женщине-разрушительнице!» — кричит мудрый советчик героя романа Райдера Хаггарда. Артур О’Шонесси выдвигает в «Эпической поэме о женщинах» теорию о том, что женщину Бог создал бездушной,

...и в том причина, что
Красива с виду, но обманщица в любви,

и выводит из легенды о Клеопатре мораль, которая, будучи общеупотребимым клише, всё же поражает остротой выраженной в ней сексуальной паранойи.

И жребий каждого расписан от рожденья:
Одна всё стерпит, за него себя отдаст,
Но будет он убит другой, что ада порожденье.