Клеопатра

Но я не погиб. Я продолжал мчаться на волне к берегу. Ветер отчаянно завывал, соленая вода хлестала мне в лицо, а над головой у меня пронзительно кричали морские птицы, но я не сдавался. Я не чувствовал страха, напротив, меня охватило какое-то ликование, и перед лицом грозной опасности, когда в мои глаза заглянула смерть, у меня пробудилась любовь к жизни. И я стал бороться за нее. Меня то швыряло из стороны в сторону, то переворачивало, то возносило к низко нависшим тучам, то низвергало в самое сердце моря, пока наконец я не увидел перед собой берег и разбивающиеся об огромные скалы буруны, и пока сквозь завывание ветра я не услышал их грозный рев и стон камней, засасываемых в море. Могучая волна подняла меня на самый верх, словно на пенистый трон, снизу, в тридцати локтях подо мной, шипела вода, сверху на меня давило черное небо. Я потерял надежду на спасение, ибо море вырвало у меня из рук бревно, и тяжелый мешочек с золотом вместе с облепившей меня мокрой одеждой потянули меня вниз. Я отчаянно боролся и все же почувствовал, что начал тонуть.

Я оказался уже под водой и не мог дотянуться до поверхности. Сквозь толщу воды на миг пробился зеленый свет и наступила тьма, а в этой тьме появились образы из прошлого. Образ за образом, картинка за картинкой – вся моя былая жизнь пронеслась передо мной. Потом я стал засыпать, а в ушах у меня звучала лишь песня соловья, слышался шепот летнего моря, да раздавался торжествующий мелодичный смех Клеопатры, но, погружаясь под воду, я слышал его все тише и тише…

И снова жизнь вернулась ко мне, а вместе с ней ощущение непереносимой тошноты и нестерпимой боли. Я открыл глаза, увидел чье-то размытое лицо, склонившееся надо мной, и понял, что нахожусь в каком-то помещении.

– Как я сюда попал? – слабым голосом пробормотал я.

– Тебя, мы думаем, принес сюда Посейдон, незнакомец, – ответил грубый мужской голос на варварском греческом языке. – Тебя выбросило далеко на берег, как мертвого дельфина. Мы нашли тебя и принесли в наш дом. Мы – рыбаки. Ты давно уже у нас. И тебе, мы думаем, придется еще немного полежать, потому что волны сильно швырнули тебя на камни и у тебя сломана нога.

Я попробовал пошевелить ногой и не смог. Кость действительно была сломана над коленом.

– Кто ты и как тебя зовут? – спросил бородатый рыбак.

– Я египтянин, путешественник. Мой корабль утонул во время шторма. Имя мое – Олимпий. – Я это первое попавшееся имя назвал наугад, только потому, что вспомнил, как моряки называют гору, которую мы видели с галеры, – Олимпом. И с тех пор меня стали звать Олимпием.

С семьей этих простых рыбаков я прожил полгода, заплатив им золотом, которое море благополучно выбросило на берег вместе со мной. Долго моя сломанная кость не срасталась, и срослась она неровно, из-за чего я превратился в калеку. Я, некогда такой высокий и статный, сложенный как бог, теперь хромал – одна моя нога стала короче другой. Но даже оправившись от болезни, я еще какое-то время жил с этими приютившими меня людьми, занимаясь вместе с ними рыболовством. Ведь я не знал, куда мне можно было идти и что делать. Я даже начал подумывать о том, чтобы стать рыбаком, как приютившие меня люди, и провести здесь остаток своей постылой жизни. Рыбаки относились ко мне по-доброму, но и с некоторой опаской – как и все, с кем меня сталкивала судьба, они считали меня колдуном, принесенным морем, ибо пережитые мной страдания оставили на моем лице такой странный отпечаток, что людей невольно охватывал страх, когда они, глядя на меня, начинали думать о том, что скрывается за моим отрешенным спокойствием, за этой застывшей маской.

Так я влачил свое бесцельное существование, пока однажды ночью, когда я пытался заснуть, меня вдруг не охватило великое беспокойство и страстное желание увидеть снова родной Сихор. Было ли то желание ниспослано мне богами, или оно родилось в моем собственном сердце – я не знаю. Но оно было таким сильным, что еще до наступления рассвета я поднялся со своей соломенной подстилки, надел рыбацкую одежду и, не желая что-то объяснять или отвечать на вопросы, попрощался с бедным домом моих добрых хозяев. Я положил несколько золотых монет на чисто выскобленный деревянный стол и, взяв из горшка муки, насыпал на столе такие слова:

«Это дар египтянина Олимпия, вернувшегося в море».