Клеопатра

– Не нужно, Гармахис, благодарю. Я устала от звезд. Ты предсказал удачу, и мне этого достаточно. Я знаю, что ты честный человек, и потому не сомневаюсь, что твое предсказание правдиво. Потому забудь свою ученость и давай лучше веселиться. Чем бы нам заняться? Я могла бы станцевать для тебя – со мной никто не сравнится в этом искусстве! – но царице не полагается танцевать перед подданным, это недостойно ее. Вот, придумала! Я спою. – Она приподнялась, села на ложе, придвинула к себе арфу и сыграла несколько чарующих аккордов. А потом запела своим низким нежным голосом прекрасную песню любви:

Ночь окутала море туманом, звезды высыпав на небеса,
Зазвучала в сердцах наших музыка, и тревоги прибой унес.
Колыбельной волшебные трели нам подарит морская вода,
Опьяненный свободою ветер прикоснется к шелку волос.
На меня ты глядишь с восхищением, воспевая мою красоту.
Я окутана звездным сиянием и мерцаньем холодной Луны.
Зазвенит твоя песнь, устремляясь ввысь,
и ночную пронзит тишину.
Голос сердца вплетется в дыханье Любви,
как вплетается нитка в канву.

«Небеса расцвели лепестками звезд
И осколком хрустальным волна.
Нас уносит от бренных забот и проблем
Серебристая лебедь-ладья.
И свободные пленники воли богов
Соединят Темноту и Свет.
Твое сердце стучится, стремясь к моему,
Неподвластное тяжести лет.

Мы с тобою плывем между двух берегов
Сквозь чертоги Владычицы Смерти.
И теченье несет нас за грани миров
К тем краям, где никто из нас не был.

Небо блеском холодным наш взор зачарует,
Море стонет от ветра и бурь.
Позабыто былое, одного лишь прошу я —
Подари мне свой поцелуй!

Мы одни средь пустых океанских далей,
А кругом – плещут волны страстей.
Наша лебедь-ладья неустанно блуждает
По холмистым кручам морей.
И крылатою птицей обернулся наш парус,
Диким зверем ревет прибой.
Глоток чистой свободы подарил океан нам.
Поцелуй меня, будь со мной!»

Как же песня твоя хороша и божественна!
И забились сердца в унисон.
А сомненьям и страхам больше в мире нет места!
Я звезда, а ты – мой небосклон.
Ты взглянул на меня, и душа встрепенулась.
Чувства вспыхнули, словно огонь.
Ночь-волшебница нас соединит поцелуем.
Между небом и морем, вдвоем[22].

Последние отзвуки ее бархатного голоса разнеслись по опочивальне и медленно затихли, но в моем сердце они продолжали звучать. В Абидосе я слышал певиц с голосами более совершенными, но никогда я не слышал пения столь проникновенного, столь полного нежности и страсти.

И дело было не только в голосе: наполненный благоуханием покой, в котором было все, что может затронуть струны души, что чарует наши чувства, страсть в мыслях и в словах песни, которой невозможно противостоять, неповторимое обаяние и красота царственнейшей из женщин, которая пела ее, – все это очаровывало настолько, что, пока она пела, я как будто действительно видел влюбленную пару, плывущую сквозь ночь по освещенному холодным светом звезд летнему морю. Когда же она отняла пальцы от арфы и, вскинув голову, неожиданно протянула ко мне руки, пока последние ноты песни еще дрожали на ее устах, завораживающие изумительные глаза ее едва не заставили меня податься к ней. Однако я вовремя опомнился, вспомнил о своей цели и остался на месте.

– Ты даже не поблагодаришь меня за мое бесталанное пение, Гармахис? – помолчав, произнесла она.

– О царица, – сказал я очень тихо, потому что у меня срывался голос, – подобные песни не должны слышать сыны человеческие… Скажу правду, они привели меня в смятение, ошеломили, и я почувствовал страх.