Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография

Удары сыплются и выше, и ниже пояса. Антоний с Октавианом задействуют обычный набор «непростительных грехов» из арсенала школьника: женоподобие, содомия, трусость, слишком усердное (или, наоборот, не слишком усердное) соблюдение правил личной гигиены. Октавиан – «хлюпик» [15]. Антоний – «старикашка». Он уже не может победить нигде, кроме конкурса экзотических танцев или эротической живописи. Антоний на это: а Октавиан зато спал со своим знаменитым двоюродным дедом! Как иначе объяснить это неожиданное усыновление? Октавиан парирует сенсацией еще более жесткой и актуальной, пусть и совершенно ложной: Клеопатра никогда не спала с его двоюродным дедом, так что Цезарион не сын божественного Цезаря! Он даже нанял отдельного сочинителя пасквилей, чтобы распространять эту новость. Антоний критикует спешную женитьбу Октавиана на Ливии, глубоко беременной от другого мужчины, и обрушивается на шурина за манеру уводить чужих жен прямо из-за банкетного стола. Клеймит широко известное (и, скорее всего, выдуманное) пристрастие Октавиана бесчестить специально поставляемых ему девственниц. (По словам Светония, Октавиан соблазнял с умом. Он охотился на жен своих врагов, чтобы выяснять, что говорят и делают их мужья) [16]. В отношении порочности конкурента Октавиану даже не нужно прибегать к выдумкам. У него в руках серьезное оружие. Поправ римские обычаи и безупречную римскую жену, его коллега-триумвир развлекается в чужой стране с царицей-хищницей, из-за которой потерял голову, покинул свою прекрасную родину и растратил остатки благородства, присущего настоящему римлянину. Какой уважающий себя гражданин Рима, сказал когда-то Цицерон, будет так глуп, что предпочтет «презренное богатство и страсть к деспотизму неколебимой и бессмертной славе?» [17] Во многом их состязание сводится к противостоянию величия и мачизма.

В какой-то момент Антоний отвечает Октавиану лично, от этого письма остался лишь клочок. Он вовсе не похож на человека, рвущегося в бой. Или на человека, свихнувшегося от любви. Сохранившиеся семь строчек, посвященные Клеопатре, на сегодня переведены самыми разными словами, от туманных и рискованных до скабрезных. Последние – самые точные. Тон Антония обычен для Рима, где высшие сословия вступают в брак, исходя из политических и финансовых соображений, а секс может случиться где угодно. Что, спрашивает Антоний в 33 году до н. э., такое нашло на Октавиана? С чего он так разнервничался? Из-за того, что шурин его «живет с царицей»? [18] Октавиан и сам не образцовый муж, как оба они знают[109]. И не невинный агнец. Он от души развлекался во время их, как Антоний это называет, «любовных приключений» [19]. В конце концов, это только секс, ничего нового. Октавиан отлично знает, что Антоний в отношениях с Клеопатрой уже девять лет (он считает с Тарса). Не совсем ясно, хочет ли он придать им законный вид или, наоборот, преуменьшить их серьезность. После строки про сожительство с царицей следуют слова, которые можно трактовать и как «она моя жена», и как «она моя жена?». Учитывая бойкий темп письма, можно предположить, что Антоний старается умалить значение этой связи. В конце концов, он все-таки пишет своему шурину. Возможно, вот что подразумевается: «она же не жена мне, так?» В любом случае это риторический вопрос. «Да и какая, в сущности, разница, с кем ты и где путаешься?» [20] – заключает Антоний. Можно как угодно камуфлировать перевод последних слов, но выбранный им глагол употребляют по отношению к царству животных. Непонятно только, много ли общего семь этих вульгарных строчек имеют с реальностью; то, что дошло до нас, вполне может быть парафразом, более сальным, чем оригинал. Даже если не брать во внимание Октавию, Антоний и Клеопатра не женаты по римским стандартам, и Клеопатре прекрасно это известно. В любом случае здесь она входит в лучшую свою роль (или ей эту роль навязывают). Октавиану не требуется больше ничего, чтобы нанести удар своему конкуренту. Судя по дошедшим до нас фрагментам, именно он превращает александрийскую идиллию в банальную интрижку.

Покуда время течет, приближая окончательный крах триумвирата, Антоний и Клеопатра срываются с места и едут в Эфес. Эфес был первым городом, признавшим Антония как земное воплощение Диониса, встретившим его радостными криками и громкой музыкой. После битвы при Филиппах полководец щедро жертвовал и амнистировал – народ там сильно пострадал от убийц Цезаря. И город с населением 250 000 человек до сих пор дружелюбно к нему расположен. Антоний заранее попросил жителей приветствовать Клеопатру как его царственную возлюбленную. Эфес – богатый финансовый центр с узкими улицами и широкими тенистыми колоннадами – находится в потрясающем месте. Построенный в долине, он одной стороной выходит на морщинистые горы, другой – на море [21]. Здесь несколько великолепных храмов, самый известный – храм Артемиды, где отец Клеопатры в свое время нашел убежище, а сестра – смерть.