Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография

У Антония и Октавиана за годы скопились тонны претензий друг к другу, и теперь, когда открылись шлюзы, на волю вырвался пенистый бурный поток. Один обвиняет другого в незаконном присвоении земель. Октавиан требует своей доли армянской добычи. Антоний огрызается, что его ветераны не получили ничего от распределенных Октавианом земель в Италии (тот отвечает, что, если его зятю нужна земля, он всегда может распотрошить Парфию – очень жестокое обвинение). Октавиан осуждает Антония за убийство Секста Помпея, которое сам же недавно праздновал в Риме после своей победы над ним[108]. Антоний ругает шурина за незаконное отстранение от дел Лепида. И что случилось с его, Антония, правом набирать рекрутов в Италии? Октавиан давно уже фактически это право отобрал вопреки мирному договору, и Антонию приходилось комплектовать армию в Греции и Азии. И коли уж на то пошло, где остатки флота, который Антоний ему передал четыре года назад? И 18 000 бойцов, обещанных взамен? Вот он, Антоний, свято придерживался договора. Октавиан же – нет, он постоянно вызывал зятя на встречи, а сам не являлся. Как всегда, ничто не работает так безотказно, как переход на личности, – и чем хлеще оскорбления, тем лучше. Антоний начинает смеяться над скромным происхождением своего конкурента. Мол, предки Октавиана со стороны отца плели веревки и давали деньги в рост, а в роду у матери были пекари и владельцы парфюмерных лавок. Для полноты картины он приплел сюда еще и африканского деда. Хуже того, выскочка Октавиан имеет претензии на божественность. Когда в Риме начались перебои с зерном, он и его жена Ливия закатили богатый пир. Гости съезжались в костюмах богов и богинь. Еда была неприлично изысканна, а Октавиан лежал во главе стола в образе Аполлона. К тому же он трус! В битве при Филиппах он исчезал и не показывался целыми днями! За него бился талантливый Марк Агриппа. Видимо, чтобы отвлечь внимание публики от Клеопатры и забыв про собственные планы на мидийскую царевну, Антоний высмеивает попытку Октавиана выдать дочь за варвара ради политического альянса. Не все обвинения лживы или новы. Некоторые бережно извлечены из архивов 44 года до н. э., когда счет Антониевых грехов, ведшийся Цицероном, был так велик, что все признавали: ни один человек никогда не сможет понести за них адекватное наказание [13].

Где Антоний предполагает у Октавиана страх, Октавиан подозревает у Антония алкогольное безумие. Здесь Октавиан в более выигрышном положении: он мало пьет или, во всяком случае, так сам себя подает. Да и веселиться в Александрии умеют намного лучше, чем в Риме. К тому же история на стороне Октавиана. Легко заявлять, что Антоний ушел в запой, когда Октавиан сидит в Риме, а Антония в Риме нет. В свою защиту Антоний пишет сатирический памфлет «О его пьянстве». В общем, 33 год до н. э. можно назвать звездным для поэтов, памфлетистов, апологетов, граффитистов и всех любителей праздной болтовни и бредовых небылиц. Интриговать лучше получается у Октавиана, но оба они демонстрируют не знающий жалости талант унижать ближнего. Октавиан прибегает к неприличным виршам. Антоний распространяет клеветнические листовки. И каждый использует пропагандистов. Многие вещи, ранее считавшиеся приемлемыми, вдруг оказываются возмутительными. Антоний возглавил гимнасий в Александрии – это неслыханно! Хотя, когда пять лет назад он сделал то же самое в Афинах, при Октавии, это было нормально. Также и роман Антония с Клеопатрой еще недавно считался неисчерпаемым источником скабрезных застольных шуток – например, летом 39 года до н. э., на празднестве близ Неаполя, остроты о египетской царице становились особенно рискованными «в самый разгар угощения» [14]. Больше никто по ее поводу не смеется.