Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография

Из биографии, где хватает чудом сохранившихся, эмоционально перегруженных эпизодов, возвращение в Александрию в 44 году до н. э. просто испарилось, хотя было словно нарочно создано для оперной постановки. Ни один либреттист никогда за него не брался – видимо, потому что текст отсутствует. Историю женщины, мастерски манипулировавшей Римом, доверили писать римлянам – в результате Клеопатра практически исчезает со сцены, если там нет какого-нибудь римлянина. Увы, никого из них не оказалось рядом с ней в том весеннем путешествии – так что мы можем только представлять себе, как она смотрит с палубы на крытые красной черепицей крыши Александрии, как огибает пылающий маяк и гигантские статуи предыдущих Клеопатр, как проплывает мимо каменных молов и входит наконец в свою тихую, чудесно оснащенную гавань. Навстречу иноземным правителям всегда выдвигается египетский флот [39] – надо полагать, и сейчас он не подведет, встретит царицу как подобает. Не важно, чем она объясняла свою поездку дома, не важно, что она в действительности делала за границей: предвидеть такого ужасного исхода не мог никто. У нее было несколько недель, чтобы осмыслить произошедшее и подумать о будущем. Мы не знаем, переживает ли она теперь личную трагедию, но причины для опасений у нее точно имеются. Во-первых, у нее больше нет союзников в Риме. А во‑вторых, она дала втянуть себя в опасный кровавый спорт – римскую политику. Цезарион, единственный сын Цезаря, – ее главный козырь. Однако одновременно и потенциальная проблема. На самом деле сейчас она в большей опасности, чем была в 48 году до н. э., когда впервые оказалась между двумя амбициозными иностранцами, бьющимися насмерть за власть.

Если царице Египта и были знакомы тошнотворные приступы неверия в себя, то свидетельств этому не сохранилось. Наоборот, благодаря Плутарху в истории остались ее невероятная самоуверенность и сила убеждения. В дальнейшем она представит одну полностью проваленную миссию как блестяще выполненную. Сложно поверить, что Клеопатра, воскурив на палубе благовония богам, сойдя на землю Александрии, – снова единовластная правительница, вернувшаяся в добром здравии к обожающим ее подданным, – не превратила свое возвращение в триумф [40]. Она освобождена из варварского Рима и перенесена волнами от заморских бурь в страну, где ее признают живой богиней, во всем равной Венере, в город, где монархии отдают должное, где царица может жить с высоко поднятой головой и никто не будет поносить ее за высокомерие, где не станут тявкать на золотые кресла и вздрагивать при виде диадем. Короче говоря, она вернулась в цивилизацию. Это особенно бросалось в глаза египетским летом, в сезон празднеств. Во время них царство Клеопатры тоже вело себя не по-римски. Когда поля скрывались под водой, Египет начинал петь, танцевать, праздновать. «Дома лучше», – гласила греческая пословица, и Клеопатра, должно быть, хорошо это сейчас чувствовала: она только-только приехала из страны, где считали иначе. «Александрия, – жаловался ранее Цицерон, – рассадник лжи и вероломства» [41].

Неясно, кто управлял Египтом, пока Клеопатра гостила за морем, – обычно государство в таких случаях оставлялось на главного казначея, – но кто бы это ни был, справился он отменно. Она возвратилась в мирное преуспевающее царство, не утратившее позиций в отсутствие монарха. До нас не дошло сообщений о бунтах или восстаниях, которыми Александрия не так давно встречала ее отца, вернувшегося из Рима. Храмы процветали. Клеопатра легко вошла в свою старую главную роль. А вот новости из-за границы приходили тревожные. Арсиноя, ее младшая сестра в изгнании, снова нацелилась на престол. Повторив свой трюк четырехлетней давности, она сумела заручиться в Эфесе солидной поддержкой и провозгласила себя царицей Египта. Этот ее успех говорит не только о воле Арсинои, но и о непрочности позиций Клеопатры за рубежом. Храм Артемиды со всеми его бесценными сокровищами был к услугам младшей сестренки – и, похоже, у нее появились как римские покровители, так и сообщники среди членов семьи, или псевдосемьи. Примерно в это же время материализовался еще один претендент, заявлявший, что он – Птолемей XIII, чудесно воскресший после гибели в Ниле три года назад. Естественно, сестры друг друга ненавидели. Арсиноя, вероятно, даже подкупила наместника Клеопатры на Кипре. Путь от Кипра до Эфеса был недолог, а наместник был высокопоставленным официальным лицом. Усложняло ситуацию то, что при Клеопатре находился и ее брат, обременительный и, возможно, нелояльный Птолемей XIV. «Та вина – дважды споткнуться об один и тот же камень – осуждена народной пословицей», – заметил однажды Цицерон в письме к Планку, а Клеопатру – снова уязвимую – никто не мог обвинить в неловкости. Тем летом она организовала убийство своего младшего брата: видимо, его отравили [42].