Он добирается только до Афин, там зимует и обустраивает свой штаб на ближайшие два года. Зиму 39 года до н. э. Антоний проводит в основном как и предыдущую – в комфортном, культурном городе с чудесной архитектурой и изысканной скульптурой. Его военачальники воюют, а он лишь просматривает донесения. Он снова отказывается от своего образа. Посещает лекции и празднества в компании друзей и помощников либо проводит время в обществе Октавии, с которой, по-видимому, очень счастлив. Снова меняет пурпурный командирский плащ на восточные одежды. Снова восторженно играет в Диониса, своего любимого персонажа, а Октавию, которая быстренько родила ему вторую дочку, позволяет чествовать как Афину. Мы знаем, что все это доходит до Александрии – Клеопатра фиксирует каждую мелочь. И все эти игры должны казаться ей особенно обидными, потому что проходят по границе религиозной и имперской власти. И как же меняет человека место (или человек, находящийся рядом)! В 39 году до н. э. не будет никаких заламываний рук по поводу очередной разгульной зимы Антония. В Афинах он одевается как греки и кутит как греки, но под неусыпным контролем добродетельной Октавии. Тем более сложно критиковать его претензии на божественность, когда Октавиан ведет себя так же: закатывает костюмированный бал и сам наряжается Аполлоном. Однако только Антоний позволил себе построить хижину из веток, украсить ее барабанами, тамбуринами, зеленью, шкурами животных и другими атрибутами Диониса, и «лежа там с раннего утра, пьянствовал с друзьями» [63]. Он выписал музыкантов из Италии, чтобы они развлекали его в этой горной берлоге. А иногда перемещался вместе с декорациями на Акрополь, и «все Афины освещались тогда с крыш факелами» [64].
Шурин продолжает удивлять его своей способностью контролировать любой разговор. К тому же Октавиан, слывя человеком флегматичным и безупречно честным, умудрился в 38 году до н. э. выпорхнуть из своего брака в тот самый день, когда его жена рожала, и жениться на Ливии, которая уже шесть месяцев носила ребенка от предыдущего мужа. Эта женитьба возносит его на высшую ступень римской социальной лестницы и уравнивает на ней с Антонием (несмотря на родство с Цезарем, Октавиан не может похвастаться знатным происхождением). Он все время исподволь вредит родственнику и сбивает его с толка: обещает одно, делает другое. Если Антоний направляется на восток, Октавиан срочно вызывает его для совещания на западе – а сам не появляется. Он позволяет Антонию набирать войско в Италии, что неслыханно, так как это территория Октавиана. Весьма неустойчивое равновесие, но Антоний готов его поддерживать, глотая обиду и скрывая раздражение, хотя терпение его уже на пределе.
Нарыв прорывается в конце весны 37 года до н. э., когда двое родственников встречаются на юге Италийского полуострова, чтобы высказать напрямую накопившиеся за все эти годы взаимные претензии. Октавия в роли посредника произносит страстный монолог Елены Троянской. Ей совершенно не хочется наблюдать, как ее муж и брат истребляют друг друга. В итоге заключается Тарентское соглашение вместо истекшего договора о триумвирате. Антоний признается диктатором Востока на срок до декабря 33 года до н. э. Похоже, он удовлетворен. Во всяком случае, он наконец готов к парфянской кампании и едет теперь на восток, в Сирию. Октавия с дочерями сопровождает его до Западной Греции. Она снова беременна, и Антоний настаивает, чтобы жена сошла на берег – дальнейшее путешествие может ей повредить. А ведь под ее опекой шестеро детей, включая тех, что родились в их предыдущих браках. Он хочет, чтобы она не находилась в опасности из-за войны против парфян [65]. Все это так.