Клерк из окна №5 (СИ)

Из-за трона медленно вышла огромная лошадь. Ее тело, состоящее из воды, переливающееся разводами бензинами и масляными пятнами нефти, искрилось от солнечного света, падающего в собор. Ее ноздри втянули и выдохнули запах свежего мяса, обдавая их запахом гнилого болотца. Когда лошадь аккуратно впилась в завтрак острыми металлическими клыками, Юджин невольно отошел на пару шагов.

— Да, вид у нее… не очень, — он наблюдал, как Эдвин похлопывает лошадку по боку. — Она всегда была такая… урбанистическая?

— Нет, как заболела. Три недели, говорю же.

Юджин нахмурился, шевеля губами.

— Эдвин, я, кажется, знаю причину. Три недели назад цепь на Звере ослабела. Это его рук дело.

— Я догадывался, — в добрых глазах толстячка блеснули слезы. — Но разве уговоришь Анну!..

— Почему она не хочет вернуться?

Эдвин достал из кармана платок и трубно высморкался. Лошадка прикончила мясо и тыкалась мордой ему в бок, требуя добавки.

— Запечатав Зверя, она останется в том доме навсегда.

— Как Ядвига?

— Угу. Это проклятие. Ты же слышал историю про Зверя? Так то версия не правдивая. Анна выкрала у Ядвиги древнюю книгу, в которой говорится, что Зверь пришел, когда люди запрудили реку. Старшая несколько раз ходила к мэру, требуя освободить реку. Но мэр не слушал, мэр был жадным и глупым человеком. А когда пришел Зверь, то испугался и побежал к ведьмам за помощью, грозил, требовал, обвинял ее, но Старшая расхохоталась ему в лицо. Гордость взыграла в ней, ведь она главная из ведьм, а не какая-то собачонка. Но младшенькая, тринадцатая, выковала из кошачьих шагов и слез младенцев цепь и собственной крови, заманила Зверя на вершину холма и связала его, погибнув сама. Ее тело упало к подножию холма и пролитой крови проросло дерево. Эта ведьма была дочерью мэра. Общее горе отдалило Старшую и мэра еще больше и вскоре они из дуба того сделали дом, чтобы чтить память тринадцатой и стеречь оковы. Время от времени цепь слабеет, Зверя ворочается и новой ведьме приходится навечно оставаться в том доме. Анна, узнав это, конечно разозлилась. Она ругалась с Ядвигой так, что, думал, земля разверзнется.

— Но должен быть способ снять проклятие! — Юджин. — Хоть одна лазейка!..

Эдвин покачал головой, потом нахмурился, раздумывая.

— Да, пожалуй. Это может сработать. Ты должен мне помочь. Ты обещаешь? — он вдруг перестал казаться толстым добряком. Все–таки они с Анной были родственниками.

— Обещаю! — поклялся Юджин.

— Скорее!

Эдвин напоследок потрепал лошадку по носу и сорвался с места, а кошка метнулась наперерез, не давая Юджину ни единого шанса на спасение. Отряхиваясь на ходу, и потирая ушибленную коленку, он заковылял следом, прочь из собора. Дождь перестал и ленивый, липкий туман разлился по низинам, хватая сырыми пальцами за лодыжки. Эдвин целенаправленно тащил его в старый город, который в народе звали просто Подсвечником, имея ввиду три пешеходные улицы, расходившиеся от почти идеально округлой площади (именуемой Донышком), и упирающиеся в серую, жирную от осенних дождей, реку. Юджин, как всякий порядочный офисный клерк, мест этих справедливо опасался, а теперь, посвященный в колдовские тайны, и боле. От Донышка они свернули на левую свечку и прошли мимо плотного ряда приземистых домишек, топорщивших в щербатой ухмылке зубообразные крыльца. Вывески магазинов почернели от грязи, но Эдвин уверенно поднялся по ступенькам и три раза постучал в засаленную дверь. Юджин хотел сунуться следом, но из-под крыльца раздалось глухое, низкое ворчание. Кошка предусмотрительно шмыгнула по перилам на козырек и пропала.

— Предательница! — пробормотал Юджин.

Тем временем дверь медленно открылась ровно настолько, чтобы пролезло дуло дробовика и хриплый, прокуренный голос сказал:

— Убирайтесь! Спущу Бесноватого!

— Дедуль, это же я! Эдвин! — радостно закричал он.

Щель приоткрылась еще немного, пропуская на улицу блеск черного глаза, от которого Юджину стало не по себе.

— Да, вроде Эдвин. — Дуло опустилось, но потом переметнулось и нацелилось на Юджина.

— А это кто?

— Я… я…

— Я, я, — передразнили из–за двери. — Откуда ты взял этого мямлю?

— Он Охотник, дед. Пришел от ба с тетками.

Дуло подумало и скрылось. Дверь распахнулась, заливая неприятную улицу желтым смутным светом стоваттной лампочки.

— Бесик, охраняй! Заходите. Поговорим внутри.

Внутри, впрочем, оказалось ненамного приятней, чем снаружи. Захламленный двухэтажный домик, похожий на шкаф, пропахший пылью, шариками от моли и старой псиной, представлял собой унылое зрелище. Его обитатель, заросший серой от грязи бородой, в растянутых спортивках и майке, заляпанной кетчупом, бережно отложил дробовик на полку в прихожей и прошлепал на кухню.

— Не разувайтесь — грязно, — предупредил он, громыхая вроде как посудой.

Спустя пару минут они сидели за столом и ждали, пока синие языки пламени вскипятят чайник. Выцепив три вроде как чистые кружки, хозяин молча разлил кипяток по чашкам и пододвинул банку с заваркой, батон хлеба и палку колбасы.

— Юджин — это мой дед Алес, дед — это Юджин.