Клетка

— Василиса… — поднимаю глаза на мужчину, что сидит на краю кровати. — Я прошу тебя.

— Не надо, — каждый раз, закрывая глаза, я вижу его в VIP-комнате клуба, полураздетым на смятой кровати. — Не надо просить о том, что не можешь обещать.

— Я не могу отпустить тебя.

— Но лишь до очередного раза? Потом снова будут оскорбления и мелочная месть.

— Тебе ведь было больно? — его взгляд становится таким цепким, что я просто не могу отвернуться.

— Да.

— Вот и мне больно от твоего выбора, — он, опираясь на спинку кровати, вновь поднимается на ноги. Сейчас в одном лишь полотенце на бедрах он мог бы выглядеть как Аполлон, если бы ни ужасные синяки от сломанных ребер.

— Я лишь просила один раз, Саша, всего один, чтобы я могла освободиться и быть с тобой.

— Я не могу видеть тебя с другими. Как ты не поймешь, что я с ума схожу от ревности? — он оказывается рядом, опуская руки мне на плечи.

— А как ты не понимаешь, что я не могу быть ещё кому-то обязанной?

— Василиса, разве ты не понимаешь, что за такие деньги никто не отстанет от тебя после одного раза?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Лишь то, что ты всё равно осталась должна, но теперь этому хмырю, и должна не деньги, а своё тело.

— Почему тебе это так важно?

— Да потому, что я люблю тебя, — он отворачивается, пряча от меня свои глаза.

— Что? — мой голос садится, а в горле появляется ком.

— Что слышала, — он ещё и отходит, возвращаясь к кровати, и опускается на подушки, прикрывая рукой лицо.

— Нет, будь любезен повторить, что ты только что сказал.

— Зачем? Для тебя это ничего не значит и не значило, — его равнодушный тон просто взрывает мою нервную систему, и, чтобы не наброситься на него с кулаками, помня о болезни и сломанных ребрах, я лишь цежу сквозь сжатые зубы:

— Ты не имеешь никакого морального права судить меня, Мамба. Тем более решать, что для меня имеет значение, а что нет.

— А ты потеряла моральное право что-либо требовать от меня.

— Вижу, что ты окончательно пришел в себя, — мои глаза снова начинает щипать от слез обиды. — Так что я могу с чистой совестью уехать отсюда.

— С чистой совестью?! — он так резко садится, что морщится от боли. — Разве у шлюх она бывает чистой? Да и вообще, бывает ли у них совесть?

— Намного больше, чем у некоторых лицемерных мужчин.

Прихватив свою куртку, я открываю дверь и начинаю спускаться по ступеням. Вот снова — и так будет всю жизнь с ним, чуть что, сразу напоминание о моём прошлом. Даже если я стану толстеющей домохозяйкой с кучей детей на коленях, руках и шее, он будет припоминать мне моё прошлое.

— Вася, подожди! — оборачиваюсь внизу лестницы и вижу мужчину, который держится за дверной проем наверху. — Я не то хотел сказать.

— Именно это ты и хотел сказать, Ворошилов. Но я избавлю тебя от своего “грязного” общества.

— Лисёнок, подожди, — он начинает спускаться, а я же натягиваю уже сапоги, сидя на пуфике возле дверей. — Прости меня, милая, — он оказывается рядом и поднимает меня, сжав в объятиях. — Я правда не хотел делать тебе больно, просто не могу контролировать свои эмоции, когда дело касается твоего заработка. Не уходи, пожалуйста, милая!

— Извини, но я не могу так, — вырываюсь из его объятий и на всякий случай делаю ещё один шаг назад. — Всё кончено между нами, Саша. Ты ничего мне не должен, но и я ничего не должна тебе.

— Останься хотя бы сегодня, уже темно на улице, да и небезопасно… — он прерывается, потому что я начинаю истерично смеяться. — Что я смешного сказал?

— Мамба, ты не считаешь, что мне уже поздно бояться темноты?

— Считаешь, что ты много повидала? А знаешь ли ты, что делают с хорошенькими девочками банды моральных уродов?

— Не больше, чем ты знаешь о том, что делают с подростками в наркопритонах, — беру в руки сумку и оборачиваюсь на пороге, словно запоминая его сидящим на пуфике. — И я вызову такси, так что можешь возвращаться в кроватку и спать.

— Ты думаешь, я смогу уснуть, зная, что тебя больше нет рядом?

— Надо было думать об этом до того, как укладывать в свою кровать Анжелику.

— Но у меня ничего…

— Не хочу больше слышать эту жалкую ложь. Доброй ночи, Саша.

И с этими словами я покидаю помещение, словно закрывая за собой не только дверь в его дом, но, кажется, и в нашу прошлую жизнь. В прошлый раз я уехала отсюда, плохо соображая, но теперь, стоя за большими воротами в ожидании желтого такси, я словно прощаюсь с этим местом, прокручивая в голове, сколько здесь было радостных моментов, сколько смеха и страсти.