Моя квартира не напоминает об этом мужчине почти ничем, кроме той единственной ночи, когда он остался ночевать и чуть не придушил меня после своих кошмаров. Но и всё на этом. Минимум обстановки, никаких безделушек девчачьих и спартанский порядок везде. Поэтому брошенная у входа сумка как бельмо на глазу, но я настолько устала, что даже это нарушение порядка меня не волнует. Еле переставляю ноги, добираясь до кровати, чувствуя, что только теперь я понимаю, как устала за эти трое суток. Я почти не спала, испереживалась, ведь как бы мне ни было больно, я люблю этого тупоголового идиота. Стоит моей голове лишь коснуться подушки, как я тут же проваливаюсь в сон без сновидений.
Утро наступает слишком быстро, как и пролетает день до вечера, который хотя бы скрашивается тренировкой в студии. Вечером же у меня уже работа, которую я и так отложила из-за болезни Ворошилова. Татьяна звонила трижды за это время, пока я не сказала, что выйду сегодня. И, лишь услышав об этом, управляющая отстала.
Приезжаю в клуб за два часа до открытия, здесь только охрана и дневная уборщица, которая заканчивает свою работу. Но меня это абсолютно устраивает, поскольку находиться в тесном помещении гримерки вместе с блондинкой нет ни желания, ни настроения, ни сил. Поэтому к моменту, когда появляются первые ночные сотрудники, я почти готова. Остается только дождаться стилиста, чтобы уложить волосы в прическу. И Дима приезжает за полчаса до открытия. Для него это нормально, поскольку мастер своего дела может за двадцать минут обслужить до десяти девушек.
Поэтому за неимением других танцовщиц мне он делает самой первой. И через пятнадцать минут я, полностью одетая и накрашенная, сижу за баром, попивая кока колу через соломинку. Танцовщицы прибывают с каждой минутой, но я даже себя обмануть не могу, говоря, что не жду появления лишь одной. Однако вот уже приезжает Леницкая, а блонды до сих пор нет.
— О, Ева, я рада видеть тебя, как твой больной кавалер?
— Будет жить, — распространяться о том, на что меня толкнула Таня, не хочу, как и обсуждать с ней свои отношения с Сашей. — А я не вижу сегодня Анжелику.
— А она не работает сегодня и завтра, сказала, нужны выходные поухаживать за больным родственником. Так странно, правда, все вокруг болеют, прям эпидемия какая-то.
Я не хочу думать о том, за каким родственником ухаживать собирается Анжелика, но мысли мои всё равно возвращаются к мужчине, оставшемся в доме за Мытищами. И тут же воображение дорисовывает, как именно она будет помогать ему выздоравливать.
— Что с тобой дорогая? Ты изменилась в лице, — от притворной заботы Татьяны Юрьевны меня с души воротит. — Кстати, у меня для тебя новости.
— Когда ты так говоришь, обычно это ничем хорошим для меня не заканчивается.
— Да брось, сегодня потанцуешь, пока не приедет Миша, а потом сама узнаешь.
— От тайн и загадок легче не становится, Татьяна.
— А ты расслабься, теперь вольная птица, — она странно улыбается, словно подкалывает меня. — Можешь выбирать себе мужчин, каких хочешь.
— А если я никаких не хочу?
— Не может быть, что ты теперь по девочкам…
— Тьфу, блин, Таня, ну каким девочкам?
— Не знаю, а зачем ты Анжелику высматривала? — Свет в зале резко гаснет, а диджей сообщает о прибытии первых гостей. — Но не важно, раз ты уже полностью готова, тебе и открывать парад.
— Как скажете, Татьяна Юрьевна, — соскальзываю со стула и отправляюсь на сцену. Если мне сегодня открывать бал, то пусть так и будет.
Максим, наш диджей, включает совершенно новую для меня песню, но которая удивительным образом находит отклик во мне. Я уже слышала эту группу, но никогда не принимала её так близко к сердцу. Однако сегодня я словно отдаюсь танцу, не обращая внимания на присутствующих гостей в зале. Не обращая внимания лишь до того момента, когда в зале появляется он. Ворошилов ещё не слишком твердо держится на ногах, но уже не качается из стороны в сторону. Спотыкаюсь, и лишь отличная реакция, выработанная за годы, не позволяет мне упасть с пилона. Мужчина подходит к бару и просит налить себе выпить. Даже не сомневаюсь, что это будет его любимый “Гленмораджи”. Одергиваю себя, напоминая, что он подлый изменник, негодяй, который так мелочно отомстил за мою безвыходную ситуацию.
Но как бы я себя ни настраивала, эти несколько дней, проведенные рядом с ним, эти его стоны и мольбы, касающиеся меня, пошатнули стену, которую я воздвигла между нами. Я не знаю, что ему снилось, но даже самый глупый человек поймет, что Саша страдал. И теперь он снова здесь, один, без блондинки. И я позволяю себе лишь улыбку в его сторону. Но мужчина отворачивается, словно не замечая, а может, его голова сейчас занята делами. Я ведь даже не знаю, где он был всё это время до четырнадцатого февраля. И, судя по сломанным ребрам и другим синякам, ему не слишком сладко пришлось.