– У тебя очень красивые волосы, Полина. Они росли вместе с тобой. Впитывали все влияния, и хорошие и плохие. А потом в твоей жизни появился я. И новая жизнь внутри тебя. Это как пострижение в монахини, как обряд. Перевернуть страницу, и с чистого листа. Ну что, Полина? Что же ты выберешь?
Она глубоко вздохнула, как перед прыжком в ледяную воду. У нее шумело в ушах, кружилась голова. «Как похоже на сон, когда заболеваешь и видится всякая тяжкая муть».
– Волосы.
От неожиданности профессор растерялся. Он явно был уверен, что Полина ни за что не даст отрезать себе волосы.
– Ты уверена?
– Уверена. Отрезайте.
Профессор подошел к столу, взял ножницы и поднес их к лицу девушки – длинные, блестящие, с острыми концами. Сам он тоже придвинулся к ней почти вплотную, нависнув над ней большим вопросительным знаком.
– Подумай еще, Полина. Я очень не хочу лишать тебя таких красивых волос.
Вот тут ее и вывернуло, прямо на серые тапки профессора. Она ощутила его запах, и неожиданно ее организм выдал такую реакцию. И еще она почувствовала металлический запах от ножниц, хотя умом понимала, что этого не может быть. Ножницы не могут пахнуть.
Виктор Аркадьевич немедленно воспользовался ситуацией, чтобы выйти из ловушки, в которую себя загнал, и одновременно выплеснуть накопившийся гнев. Он отпрыгнул от нее с перекошенным лицом, отбросив в сторону ножницы, которые с громким звоном упал на пол. Потом подскочил и сильно толкнул. От неожиданности она не успела сгруппироваться, чтобы смягчить удар, и крепко приложилась задом, почувствовав, как у нее внутри все всколыхнулось. И еще отбила ладони, которые успела выставить в последний момент. Виктор Аркадьевич выскочил из ее комнаты, уже привычно хлопнув дверью. Сидя на полу рядом с заблеванными тапками, девушка слышала, как он торопливо собирается в коридоре, роняет вещи и ругает ее: «Стерва! Вот стерва!» Потом его сапоги прогрохотали к комнате Полины, и она услышала его яростный голос:
– Посидишь взаперти, отучишься от самовольных путешествий!
Грохот сапог, хлопок двери, и через некоторое время – шум отъезжающего лифта.
Братья сидели у Игоря на даче и обсуждали барабанную установку, которую заказала Вера.
– Она сначала хотела подержанную брать, но я уговорил на новую. Сказал, что это типа подарок на помолвку.
– А почему именно это, а не фортепьяно хорошее, например?
– Так она же на установке играла в группе. И скучает по ритму. А синтезатор у нее есть, отличный. Тут загвоздка была место выделить для этой одороблины, как мама наша выражается.
– Да, брат, что-то тебя все больше и больше окружают эти, арты, вот. Может, ты сам из таких?
Михаил засмеялся:
– Звучит двусмысленно, как и задумано, да? А вообще ты прав. Я тоже заметил. Нас окружают добрые, талантливые арты, медленно сужая кольцо.
– Нас? Хотя, ну да… Настя же.
– Ха! Настя, Антошка, Тата…
– А младенца-то за что сюда приплел?
– Ну, так певица ж будет, вот попомни мои слова! Баба Лена в генах хорошо отметилась, по-моему.
– Главное, чтобы не актриса…
– Слушай, кто будет – все равно наша, правда? И вообще, обратно не засунешь, чтобы получить Марию Кюри, например. Или там какого-нибудь Вассермана!
– Вы чего такими словами ругаетесь? – заглянула в кухню Настя, которая только что уложила дочку и жаждала чаю. И чтобы не трогали.
– Тебе кухню освободить, солнышко? Мы уже уходим, – отозвался Игорь.
– Да сидите, ладно! Хотя… Вот излишняя эмпатия до добра не доводит, это точно. Сама бы я вас не шуганула, но раз ты предлагаешь… Люблю тебя, короче, вот.
Они вышли на воздух.
– А если серьезно, то мы всю жизнь ищем своих. Ну, как пазлы, что ли… – сказал Игорь, но договорить не успел: к нему сразу же подбежал Рекс, предвкушая незапланированную прогулку.
– Проводим тебя до конца линии, вон, леса уже все понял.
– Слушай, как ты и правда выживаешь с такой эмпатией? Это же невыносимо!
– Привык, – пожал плечами Игорь.
Полина сидела на полу тихо, как мышка, прислушиваясь: не вернется ли профессор? Но нет, не вернулся. Она обвела глазами комнату. «Сбежал, теряя тапки», – вдруг подумала она и рассмеялась. Она хохотала громко, звонко, временами запрокидывая голову. Где-то внутри ее смех отдавался несильной болью, но она не обращала на это внимания. Чуть успокоившись, Полина осторожно встала. «Синяк будет, блин. Ну да ладно, вроде все целое». Первым делом она подхватила двумя пальцами злополучные тапки, пошла в ванную и замочила их в тазике. Набрала воды в ведро, прибрала. Вылила из ведра и тазика в унитаз, вновь замочила тапки, добавив шампунь «Крапивный» – единственный, который признавал Виктор Аркадьевич. «Интересно, что значит взаперти?» Девушка крутанула щеколду замка, нажала на ручку. Дверь не поддалась. И она вспомнила, что снаружи был еще один замок выше этого, о котором ей сказали, что это запасной, на всякий случай. Так вот он для чего!
Следуя какому-то инстинкту запертого человека, Полина открыла окно. Перегнувшись, взглянула вниз. Как же высоко! Она никогда не жила выше четвертого этажа. Ну что ж, сначала нужно перекусить и подумать. Хорошо подумать, что делать дальше.