Клетка для бабочки

Полина позвонила на следующий день, и они проговорили больше часа. Художник обещал выяснить, появляется ли профессор в академии: она боялась на него нарваться через несколько дней, когда поедет сдавать экзамен. Еще она завалила его своими рисунками и попросила дать им объективную оценку. «А то меня мотает от „супер“ до „отстой“. Еще и профессор подгрыз самооценку конкретно. Нет, я понимаю, что у него свои цели были и все такое. Только не надо со мной обращаться как с „жертвой арбузера“, пожалуйста. Немного такое проскакивало, когда мы по телефону разговаривали. Я не сказать, чтобы в порядке, но не жертва. Просто немного, как бы это сформулировать-то, вошла не в ту дверь, вот. Кстати, представляете, я теперь не закрываюсь на ночь. Это потому, что меня запирали. Дядя Миша говорит, что еще долго будут последствия, но постепенно все пройдет. Когда я Никите его слова передала, он рассмеялся так невесело, а потом сказал: „Еще совсем чуть-чуть, немного поболит, и скоро все само пройдет“. Это из „Агаты Кристи“, я не знала эту песню. Теперь ее все время слушаю и клип смотрю офигенский. И легче становится. Рекомендую, ну прям очень красиво. Вам понравится, гарантирую. Ой, как же мне не хватало общения с Вами и со всеми нашими – нормального, обычного человеческого общения, когда не надо все время бояться ляпнуть глупость или что тебя не так поймут! И оправдываться-оправдываться-оправдываться. Фу. Я сама от себя уставала. Прямо реально силы уходили. И знаете, что помогало? Рисовать. Так что даже если таких, как я, „пяток за пятачок“ (цитата, между прочим, этого самого „арбузера“), то все равно меня это не остановит, вот. Хотя бы как хобби или небольшую подработку, и то хорошо. А может, и найду свою нишу. В общем, жду объективного разбора. И повторяю, что я не жертва, и не надо меня слишком жалеть и беречь. А Вы когда приедете? Я так соскучилась!!! Ваша Полина».

Алексей Степанович тогда ответил большим доброжелательным разбором рисунков, похвалил за то, что она делает успехи в композиции и «почти научилась рисовать воздух», посоветовал и дальше каждый день упражняться в графике, чтобы рука приобрела уверенность и еще лучше «держала линию». В свою очередь, художник спросил совета Полины по паре тревожащих его моментов в своем проекте – ей приятно, а ему полезно – свежий взгляд совсем юного поколения. Они стали переписываться почти ежедневно. А еще он нашел и послушал ту песню. Ну, конечно, это оказалась та самая, ссылку на которую ему когда-то кидала сестра как на одну из любимых, а он так и не удосужился ее послушать, лаконично ответив «спасибо». Нейтральный, ни к чему не обязывающий ответ. А ведь от него ждали совсем другого. Оля, Оля, вот и привет от тебя пришел! Как же так? Почему все так сложилось? Ведь не должно было такого произойти. А еще покоя не дает версия этой Лены… Он вспомнил ее – худенькая темноглазая девушка с острыми, как у галчонка, чертами лица и звонким голосом оставила впечатление вполне здравомыслящего, не склонного к фантазиям человека. Художник потер свитер на груди, осторожно вдохнул, стараясь не задеть то, что кололо там, под свитером, под кожей, внутри сердца, потом медленно выдохнул. Не зная зачем, поставил клип еще раз, но теперь постарался сосредоточиться на его визуальном ряде. Через два прослушивания он почти перестал чувствовать это острое.

Художник пытался узнать насчет профессора, но ему лишь удалось выяснить, что в академии тот не появляется. «Не представляю, как они дальше будут общаться. А общаться-то придется», – нахмурился он.

Через несколько дней Михаил решил позвонить по номеру с альбомной обложки. Абонент был отключен. Тогда он набрал учебную часть и попросил уточнить телефон Виктора Аркадьевича, продиктовав номер. Да, все верно, но профессор очень болен и находится в больнице. Подключив маму, Михаил быстро узнал, что он устроил попытку самоубийства, вернее, его имитацию: позвонил сестре и наглотался таблеток. Его откачали, но, как положено по закону, поместили в психиатрическое отделение. Мобильники там запрещены. Полина спокойно выслушала эту новость и обрадованно сказала, что теперь может без страха ездить сдавать сессию.