Клетка для бабочки

Вообще, она держалась хорошо. Очень помогал дом. Полина вновь ощутила то чувство, которое ее поддерживало тогда, когда она еще совсем подростком стала в нем жить. Огромное, надежное, безопасное пространство, дающее ненавязчивую, но стабильную поддержку. Единственное – ее не покидало ощущение, что она никак не может совпасть с той собой, какой была до разговора с отцом Иоанном. «Я стала другая. А может, меня и правда сломали?» Полина инстинктивно искала занятия и ситуации, где она чувствовала себя прежней. Прежде всего, прежняя Полина всегда отыскивалась в козлятнике, откуда всегда выходила с улыбкой. Ее любимица вспомнила хозяйку! Еще ее спасало рисование. Хотелось рисовать людей. Она начала новый альбом и за неделю почти закончила его. Антон, который на полу возится с котятами, Игорь с Рексом на прогулке, Вера, впервые пробующая новую ударную установку, Настя, которая осторожно кладет спящую дочку в кроватку, Никита, втолковывающий Антону решение задачи по физике, – на всех ее карандашных рисунках были эмоции, живые эмоции близких людей. Но больше всего там было Никиты. Она приходила в его комнату, садилась на постеленную посреди комнаты тканевую дорожку из «Леруа Мерлен», которую купила Вера, рисовала его за синтезатором и слушала музыку. Вскоре это вошло в привычку, и Полина по нескольку раз на день заходила к своему соседу и просила немножко поиграть.

– Интересно, – сказал как-то Михаил Никите, – твоя музыка не похожа на антистресс, а Полинке помогает. Смотри не влюби ее пока в себя. Пусть отдохнет хотя бы до лета. Она не готова пока, понимаешь?

– А самому влюбиться можно?

– Мне кажется, что этот вопрос немного запоздал, – улыбнулся Михаил.

Он был прав. Никита, не отдавая себя отчета, все больше увлекался девушкой. Сначала это была забота на уровне какого-то инстинкта – утешить, отвлечь, развеселить, защитить, угостить вкусным. Ни разу до этого он не испытывал подобных эмоций ни к кому. Потом он понял, что опять начал слышать обрывки мелодий, какие-то музыкальные темы, вариации, и сразу примерял, понравятся ли они Полине. Ей нравилось все, и он старался не упускать находки. Дошло до того, что Никита начал носить в кармане листок нотной бумаги и карандаш. Чем больше он успевал поймать, тем больше и чаще приходили новые музыкальные образы.

– Ты моя муза, прикинь? – однажды не удержался он. – Не уезжай пока в общагу, ладно? Ну и вообще…

– Пока не буду. Меня на экзамены возят, потом каникулы. А вот дальше не знаю, как быть. Посоветуюсь с куратором, может, только практические занятия разрешат посещать, а остальное дистантом? Ведь первый курс еще только. Не готова я пока никуда уезжать. Да и козы скоро начнут котиться одна за другой, козлята, дойки, переработка молока. Бабе Маше еще надо беречься. Не нужно вообще было уезжать. Теперь отходняки ловлю. Так что я согласна быть музой, ты только не бросай это дело. Я когда тебя слушаю – как будто и не было всего этого, понимаешь?

Никита обрадованно кивнул.

«Дорогой Алексей Степанович, ну, зачем вы мне рассказали про Волгоград? Я еще когда жила с мамой и отчимом, очень хотела туда съездить на День Победы. У нашей соседки по тамбуру вторая дочка родилась, такая прикольная! И я немножко подрабатывала у них няней. И соседка много рассказывала про этот город, фотки показывала. Мы строили планы, что вот младшая подрастет – и я с ними съезжу как няня, она мне покажет Мамаев курган и кучу всего интересного. У нее мама в Волгограде, и они раньше каждый год туда ездили, и старшая дочка мне много рассказывала, как жила на каникулах у бабушки. Там на День Победы такая подсветка! Я смотрела в Интернете, просто супер. Мне даже с точки зрения дизайна интересно взглянуть вживую. Но так и не получилось, потому что я уехала в Москву. А теперь вы дразнитесь Волгоградом! И снова не получится – экзамены ведь. Знаете, мне показалось, что у вас тоже есть к этой поездке какое-то особенное любопытство. Вы бывали там раньше?»