Клетка из слов [Литрес]

– Еще раз, как тебя там зовут? Скай? Наверное, это все для тебя в новинку? Такой прикол? Немножко насладишься жизнью в трущобах в компании студентов на стипендии, а когда надоест, просто подкупишь Дага, чтобы он отдал тебе комнату обратно? Будешь чувствовать себя эдаким бунтарем и расскажешь друзьям про свои увлекательные приключения с бедными студентами и их помятыми дверями и, может быть, даже заявишь, что просто не видишь никакой разницы между расами и классами. Это не я богат, а мои родители. – Внезапная ярость воспламеняется в той части моей души, о которой я даже не подозревал.

– Я не такой, – говорит он.

Я подхожу к нему вплотную и смотрю прямо в лицо.

– Ты именно такой. Я тебя знаю. Я ходил в школу с сотнями таких. И я не собираюсь провести четыре года в колледже под твоим великодушным покровительством.

– Извини. Ты прав. Мне не стоило… извини, – Скай открывает саквояж и кидает покрывало обратно. – Я поговорю с Дагом. Я уйду завтра же с утра. – В его больших темных глазах написана боль.

– Хорошо, – чеканю ледяным тоном.

Вода глубокая и темная. Я отплевываюсь, рот забит холодными водорослями, а по лицу ползают маленькие улитки. Моя гниющая рука тянется к кольцу света – крышке бочки. Я в ловушке, меня заливает водой, и я кричу. Я пытаюсь вырваться из бочки, которая держит меня, и с моего тела сползает кожа.

– Э-э-й, – слышу чей-то голос. Теплая рука обнимает меня в ледяной воде. Я снова кричу, хватаю ртом воздух и просыпаюсь.

Я в своей комнате, дрожащий и мокрый от пота. Пот пропитал все вокруг. Скай, бледный от ужаса, крепко держит меня.

– Отстань от меня! – кричу я. – Отстань!!! – У меня саднит горло. Как долго я орал? Скай встает с моей кровати. Я сажусь и начинаю возиться с прикроватной тумбочкой, но пальцы не слушаются. Я не могу ее открыть.

Скай протягивает руку и открывает ящик.

– Что тебе нужно? – спрашивает он.

Я показываю на таблетки в пластиковой баночке. Он откручивает крышку и вытряхивает одну. У меня все еще трясутся руки, так что он просто кладет ее мне в рот и придерживает стакан. Я колочу зубами по стеклянному краю.

– Мне надо… мне надо… – я тыкаю в сторону блокнота и папки с Афродитой. Понятия не имею, как все это объяснить Скаю, но, к счастью, он не спрашивает.

Он кладет папку на кровать и открывает ее.

– Я тебя оставлю.

– Не уходи, – прошу я. – Пожалуйста.

– Ладно. – Скай возвращается в свою постель, берет «В поисках утраченного времени» и начинает читать, не выпуская из рук зеленое перо и периодически делая заметки на полях. Он выглядит сосредоточенным, как будто совсем не обращает на меня внимания.

Ребекка Бун любила полудрагоценные камни. Бирюза, лазурит, жемчуг…

Наконец я успокаиваюсь – во всяком случае, максимально близок к этому состоянию за последние дни.

– Что это? – спрашивает он. – Вырезки?

– Ничего такого, – отвечаю я. – Просто провожу исследование для проекта. – А потом с мрачной обреченностью говорю: – Можешь выключить свет.

– Как насчет того, чтобы его оставить? Мне еще нужно немного почитать.

– Ладно, как скажешь. – По телу прокатывается волна облегчения. – Слушай, по поводу сегодняшнего…

– Ты был прав. Целиком и полностью.

Скай не спит. Я прислушиваюсь к его тихому дыханию. Оно ровное и глубокое. В сочетании со скрипом пера это звучит как…

– Конюшня в ночи, – сонно бормочу я.

– М-м? – тихо переспрашивает он.

Но я уже проваливаюсь в сон.

Я просыпаюсь от звука будильника. Лежу и удивленно моргаю. Я столько не спал уже много дней.

Скай тихо причесывается перед зеркалом. Его растрепанные локоны моментально принимают прежнюю форму.

– Увидимся вечером, дружище, – бросаю я и переворачиваюсь на бок.

– Увидимся, – говорит он после небольшой паузы.

Так Скай остается.

Следующим утром мне приходит конверт от мамы. Внутри оказываются двадцать-тридцать аккуратно вырезанных фотографий с цветами. Она сидит на довольно мощных препаратах, но ей дают безопасные ножницы.

Хоть письма и нет, я понимаю, что она хочет сказать.

У таксофона в конце коридора никого нет, и сам коридор в кои-то веки пустой. Я аккуратно поднимаю трубку, но слышу только громкий писк. Замечаю, что рычажок не изменил своего положения, поэтому телефон думает, что трубка до сих пор на месте. Кто-то приклеил его на розовую жвачку. Морщась, я подцепляю жвачку карандашом и пытаюсь отодрать тягучие сопли от телефона.

Она напоминает мне о теплом зефире у меня в волосах: горячий огонь, яркие, как сигнал тревоги, волосы. Я помню: она сказала, что больше туда не вернется, но я ведь могу попробовать, правда? Мне просто хочется услышать ее голос.

У меня все еще записан в адресной книге домашний телефон Харпер – того самого белого дома в бухте на холме. Я нервничаю, и пальцы деревенеют. Я несколько раз неправильно набираю номер. Но в конце концов у меня получается.