Клетка из слов [Литрес]

Ребекка Бун любила полудрагоценные камни. Бирюза, лазурит, жемчуг.

У женщины номер два на пальце была бледная полоска – вероятно, от обручального кольца.

У Луизы Родригес было пятеро детей.

Элейн Бишоп была очень низкая. У нее были розовые волосы.

У женщины номер пять стоял протез в бедре, но она делала операцию в Мексике, так что идентифицировать ее не получилось.

Карла Йап недавно удалила небольшую татуировку с бедра. Раньше там было написано «адам».

У Марианны Смит были необычайно белые и здоровые зубы без пломб.

Кристи Бэрам управляла рыбным магазином в Кастине. Ее любимым городом был Париж, хотя она никогда там не была.

Женщину номер девять так и не нашли, хотя полагают, что она умерла первой. Ее бочку унесло в море.

Я постоянно заглядываю в статьи, когда пишу, чтобы ни в чем не ошибиться.

Постепенно, пока я продвигаюсь дальше по списку, мое дыхание успокаивается, руки перестают трястись. Это единственный способ не позволить сну поглотить меня полностью: я пригвождаю себя к реальности фактами. Ими я снова согреваю этих людей. Маму выводила из себя моя привычка собирать газетные вырезки со статьями про каждую из жертв и хранить их. А я все коплю их – и отношусь к каждой как к драгоценному алмазу. Мне это необходимо: каждый новый факт о женщинах из бочек – как тонкая нить, связывающая меня со здравым разумом.

Закончив, убираю все вырезки обратно в папку. Мне нравится эта папка – на ней картина с Афродитой, выходящей из волн. Все статьи я убираю в специальные пластиковые конвертики, но даже так они выцветают от частого использования. Пойду завтра в библиотеку и поищу в отделе микрофильмов свежие статьи. Наверняка у меня чего-то нет, каких-нибудь личных подробностей. Новая информация все еще появляется, хотя теперь ее надо собирать по крупицам. Ребекку Бун и Кристи Бэрам они опознали практически сразу, а вот насчет Карлы Йап выяснили всего пару месяцев назад.

Я волнуюсь за женщину номер девять. Она все так же одиноко лежит на морском дне, и столько лет никто не может сделать ее реальной? Я представляю, как себя чувствует каждая семья, чья мать, дочь, жена или сестра когда-то пропала недалеко от Кастина. Они могут никогда не узнать, лежит ли она там, в глубине, крепко свернувшись в своей бочке.

Нат мне никогда не снится.

На следующий день я возвращаюсь с занятий усталый как черт. Я так и не заснул прошлой ночью, а просто лежал и наблюдал, как серый рассвет заглядывает в окно, пока бледное солнце поднимается из-за кухонь. Я хочу просто плюхнуться в постель и никогда больше не подниматься. Решаю прогулять завтрашнее занятие по истории искусства. Потом возьму у кого-нибудь конспекты.

Вещи Дага куда-то делись. У подножия кровати стоит квадратный саквояж. Вместо брутального черно-белого одеяла Дага в клеточку на постели лежит яркое шерстяное покрывало. Сразу видно, дорогое. На тумбочке лежит открытый экземпляр «В поисках утраченного времени»[10]. На нем – зеленая перьевая ручка с золотым кончиком. Я замечаю, что страницы, словно татуировками, покрыты изумрудно-зелеными заметками и подчеркиваниями. Я приглядываюсь внимательнее.

– Привет, сосед, – появляется кто-то в дверном проеме. Это Скай.

– Какого черта? Где Даг?

– Я же сказал, что разберусь. Это было несложно. Даг, если честно, уже сыт тобой по горло. Его было несложно уговорить. Тем более мне досталась довольно неплохая комната с видом на двор. Поэтому он был только рад махнуться. Даже после того, как я рассказал ему про яичные сэндвичи.

– Ты не имел права этого делать, не спросив меня!

– Мне просто показалось, что мы оба не очень довольны нашими соседями…

– Это дико – переезжать к кому-то без спроса.

– Я подумал, ты будешь рад…

– Рад, что ты отдал свою роскошную комнату с видом на двор, чтобы переехать сюда, к кухням?

– Ну…