Клетка из слов [Литрес]

После первых десяти гудков я все еще верю, что кто-то действительно может взять трубку. Но никто не берет. Гудки все продолжаются, но никто не отвечает. Даже после сорока гудков я не могу повесить трубку. Я не знал, чего ожидал. Представляю, как звон прокатывается по пустым комнатам. Какая иллюстрация одиночества – телефон, звонящий в пустом доме.

Мы нарушили наше обещание, все трое: Нат, Харпер и я. Мы никогда больше не встретимся все вместе в Свистящей бухте.

Я кладу трубку на место и начинаю делать дыхательные упражнения. На этот раз они не помогают. Никто не предупреждал меня, что тоска может быть так похожа на боль.

Я дожидаюсь, пока буду готов, а потом делаю глубокий вдох и снова поднимаю трубку, чтобы позвонить маме.

На вершине Сморщенного Холма есть пустой остов дерева, около которого мы со Скаем обычно встречаемся после занятий. Отсюда видно южные склоны Аппалачей, голубеющие на фоне серого неба.

– Почему ты решил пойти сюда? – спрашиваю я. – Ты, наверное, мог поступить куда угодно.

Он не отвечает, но я вижу, как нехарактерная для него краска смущения заливает лицо от самой шеи.

– Я хочу стать писателем, когда получу диплом бакалавра. Стать магистром искусств. Говорят, шансы увеличиваются, если отучиться здесь. Особенно если специализируешься на английской литературе. Это мой план.

В колледже действительно есть писательская магистратура. Иногда оттуда даже выпускаются настоящие романисты и драматурги. Но там все очень высоколобо и элитно. Мы с ними почти не пересекаемся, хотя иногда видим студентов-писателей, бродящих по кампусу. Они всегда выглядят усталыми, нервными и немытыми.

– О-о…

Я удивлен. Скай никогда не выглядел особенно заинтересованным на семинарах по английской литературе. Он больше любит буквальность. И он до сих пор читает «В поисках утраченного времени», хотя прошло уже три месяца. Может, ему сильно нравится, – думаю я. – Может, он перечитывает.

– Иногда я пишу рассказы, – продолжает Скай. – Хотел бы писать книги. – Его лицо практически багровеет. Он подставляет лицо по-ноябрьски бодрящему ветру. Я тоже отворачиваюсь, чтобы его не смущать. У нас с ним хорошо получается уважать личное пространство.

– Записывая, мы очищаем вещи. Этот мир слишком груб. Нам нужно что-то получше. Нам нужны книги. – Скай водит носком по сухой траве. – Только я не знаю, стоит ли их писать мне.

– Уверен, ты хорошо пишешь, – доброжелательно говорю я.

Он качает головой:

– Нет. Плохо. Когда касаюсь бумаги ручкой, у меня такое чувство… будто я могу удержать в голове только одно слово зараз. Нету никакой… они ни во что не складываются. Ох, господи, я настолько беспомощен, что даже не могу описать собственную беспомощность! Неважно. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Кажется, ты наткнулся на то, что нельзя купить за деньги, богатенький мальчик.

– Вот козел, – со смехом говорит он и начинает меня душить.

Обычно глаза Ская всегда полуприкрыты. Он демонстративно зевает. Говорит и двигается очень тихо и медленно. Но сейчас он действительно кажется усталым, и его лошадиный нос еще больше выдается на осунувшемся лице. Я знаю, что он мало спит из-за меня.

– Привет, Скай, – обращаются к нему проходящие мимо девушки. – Как выходные?

– Привет, – отвечает он. Я заметил, что все тут как будто давно знают Ская. С ним здороваются как со старым другом.

Когда мы возвращаемся в нашу комнату, я начинаю собирать рюкзак.

– Куда это ты? – спрашивает он.

– Этой ночью можешь поспать в одиночестве.

– Ты не обязан это делать…

– Я бужу тебя почти каждую ночь. Я потом засыпаю, а ты нет. Это нечестно. Ты пропускаешь занятия, – я вздыхаю. – Может, ты сможешь писать, если немного отдохнешь.

– Уайлдер, все в по… – но его фраза прерывается очередным широким зевком. – Но куда ты пойдешь?

– Это не твоя проблема. Может, я останусь у кого-нибудь на ночь.

– И кто же эта счастливица? – с улыбкой спрашивает Скай.

– Сладких снов, – говорю я и закрываю за собой дверь в ответ на его протесты.

У меня нет никакого конкретного плана, так что я сижу в библиотеке до закрытия, а потом иду в кинотеатр в городе. Беру билет на час ночи, на «Последний сеанс». Я смотрю фильм и время от времени одобрительно киваю. Тут темно, и в зале только я, но люди на экране как будто составляют мне компанию, так что получается ненадолго уснуть.

После окончания фильма я возвращаюсь в кампус. Из центрального двора я вижу, что в нескольких окнах ярко горит свет. Одно из них открывается прямо на моих глазах, и оттуда вырывается взрыв смеха. В темноте светит алый огонек сигареты. Женский силуэт машет длинным хвостом, холодный воздух наполняется оглушительными рифами «Перл Джем», а потом кто-то шепчет «т-с-с-с». Сигарета описывает дугу и падает, как красная звезда на темном небосводе, и окно резко захлопывается, обрывая смех и снова оставляя меня в одиночестве посреди ночи.

Я представляю, как стучусь к ним в дверь. Похоже на вечеринку.

Но я не постучусь, я знаю.