Клетка из слов [Литрес]

Скандар застыл от ужаса, когда наклонился поднять предмет на половике. Это был старый полароид со спящим ребенком. Скандар потянулся к маленькому себе с трогательно прижатым к щеке крошечным кулачком.

Только один человек мог сунуть это в прорезь для почты. Человек, которому он отдал этот снимок много лет назад.

– Уайли, – прошептал он.

А потом почувствовал дыхание у себя на шее.

«Гавань и кинжал»,

Скай Монтегю

Моя голова, лежащая на холодном металле, слабо пульсирует. Я чувствую, как по мне блуждает холодный взгляд Ребекки, и задерживаю дыхание. Но сегодня у нее другие занятия, потому что она уходит. Я чувствую, как она растворяется, уплывает куда-то в другое место.

Очень холодно. У меня буквально стучат зубы. Свет серый и сумрачный, небо затянуто облаками. Бухта внизу – цвета холодной стали. Солнце опускается. Или, может, поднимается?

Я присаживаюсь, и клавиши печатной машинки радостно подпрыгивают. От них у меня на щеке остаются отпечатки: ровные ряды красных квадратных отметин. Как будто теперь я готов, чтобы на меня легли чьи-то пальцы. Я дрожащими руками расправляю страницы.

Я не помню, как это писал. Кажется, магия сама проложила себе путь в книгу. Или, может, с магии все началось, и это самая худшая вероятность из возможных. Меня не преследуют призраки из книги. Я в книге.

«Можно запереть в книге человека и его душу: сделать тюрьму из слов. Клетку». Скай сказал это когда-то давным-давно. Это прозвучало нелепо, претенциозно. Но что, если он нашел способ сделать это?

Слышу тихий звук у кухонной двери, и мое сердце замирает. Но это просто почта.

Когда я вижу то, что упало на половик, буквально каменею: мое тело превращается в ледяную скалу. Не думаю, что это письма.

Я подхожу ближе, хотя мне этого совсем не хочется. Но я вынужден, потому что таков сюжет, верно? Я обязан делать то, что хочет автор, и никакой писатель не захочет, чтобы сейчас я отвернулся и никогда больше не смотрел на этот кошмар.

Моя голова мирно покоится на подушке, рука подоткнута под щеку, но мое лицо бледное, как в мертвенном свете вспышки. Это ужасно.

У меня дрожат пальцы, когда я тянусь к снимку. Но я резко останавливаюсь, не касаясь его. Потому что если дотронусь и он окажется реальным, я пойму, что это на самом деле происходит.

На тропинке снаружи – шаги. Кто-то убегает. Я выглядываю в окно. И только мельком успеваю увидеть взъерошенный затылок. Он выглядит как подросток – высокий и тонкий, как тростинка.

Я распахиваю дверь и кричу ему в спину:

– Что?! – в воздухе как будто вибрирует тревога. – Что ты хочешь? – Но никакого ответа, кроме минерального морского привкуса, я не получаю.

Скай здесь. Он окружает меня. Потому что все они, конечно же, – просто часть его. Призраки никогда не существовали, пока он их не написал. Тут ничего не реально, кроме «Гавани и кинжала».

Ее гнилостное дыхание на моей шее воняет смертью и бескрайним морем.

– Оставь меня в покое, – шепчу я.

За спиной слышу ползущую по земле змею. Или скрип бумаги под пером. Я закрываю глаза.

– Пожалуйста, – шепчу я, – пожалуйста, оставь меня в покое.

Я вздрагиваю и закашливаюсь. Задыхаясь, вставляю пальцы в рот. Промокшая насквозь бумажка размякла. Я аккуратно разворачиваю ее одними пальцами.

Зеленые чернила размыты, слова смазаны, как будто не в фокусе. Но я вполне могу их прочитать.

Пламя

Племя

Плеяд

Плед

Прел

Упрел

Перл

Перл

Лето 1990

Они вызвали Перл с урока труда, чтобы сообщить новость. Спустя десять лет мать Перл вернулась домой. Все-таки она не утонула – хотя так было бы лучше. Произвели арест.

Перл отвели в кабинет директора – она была там раньше, но теперь он выглядит по-другому. Все ведут себя так, словно проблемы у них. Пришли психолог и медсестра. Наверное, они думают, что Перл может на кого-то напасть.

– Кажется, она не понимает, о чем мы говорим, – говорит директор медсестре.

– Шок, – отвечает та. – Я проверю пульс. – Рука у медсестры влажная, будто она нервничает.

Перл представляет, как Ребекка все эти годы лежала в пещере одна, под водой. Они правы, она действительно не понимает. Удивительно, но больше всего ей не дают покоя полароиды, эти фотографии со спящими детьми. Она надеется, что малыши в порядке. Перл думает, не могло ли это как-то проникнуть в их сны – щелчок затвора, вспышка. Мягкий ночной свет на закрытых веках.

Голос директора кажется далеким, как будто доносится из-под воды.

– Твой отец приедет забрать тебя, как только сможет. В четверг.