Тайник Ната уходит глубоко вниз, в самое чрево скалы. На дне – небольшая камера. Из бухты туда ведет узкий проход, который засыпало камнями. Внутри оказалась еще одна бочка, потертая от времени. Ее наконец нашли – пропавшую женщину из бочки.
Ее опознали по отпечаткам пальцев. Это Арлен Пеллетье, мать Ната. Как выяснилось, она никогда не покидала Свистящую бухту.
– Я продолжал двигаться к свету, – говорит Скай.
В его палате тихо, только чуть слышно гудят аппараты. Я не знаю, для чего они все нужны. Звучит прерывистое пиканье. Из-за двери доносятся приглушенные звуки больницы.
Сначала Скай не мог есть, но вчера у него вытащили назогастральную трубку, и теперь он самостоятельно открывает банку с яблочным пюре. Сладострастные звуки, с которыми он поглощает еду, звучат почти неприлично.
– Хочешь, чтобы я тебя оставил?
Скай пугается.
– Нет! – кричит он. – Пожалуйста, не оставляй меня одного.
Мне сразу становится стыдно, что я так пошутил. Он все еще бледен – почти так же бледен, как его перебинтованная культя. Они не смогли спасти руку. То, что от нее осталось.
– Я несерьезно, – говорю я, касаясь здоровой руки. – И тебе необязательно разговаривать, если не хочешь.
– Я хочу, Уайлдер. Это замечательно – когда есть с кем поговорить. И то, что ты здесь. М-м-м, – издает он одобрительный звук и просовывает язык в банку из-под пюре. – Почти три недели с одними крабами, – добавляет Скай. – Ты когда-нибудь ел краба прямо с раковиной, Уайлдер? Это отвратительно. – У него все еще хриплый голос. Он много дней кричал и звал на помощь из-под скалы. – Но я всегда мог двигаться к осыпи, – продолжает он, – к этому маленькому квадратику света. Каждый день я проползал сколько мог. Иногда всего дюйм. И он никогда не казался ближе, так что я начал сомневаться, не воображаю ли его. Этот свет. Но ночью я видел еще и звезды и тогда решил, что, наверное, не могу воображать себе и то и другое – и солнце, и звезды. Не знаю, почему я был в этом так уверен, смысла в этом особого нет. Сознание сужается, когда оказываешься в таком темном тесном пространстве. Все сводится к паре аксиом.
Скай нашел пещеру однажды ночью, когда ставил на якорь свою лодку в Свистящей бухте.
– Что ты там делал в темноте? И… – я замолкаю. – Вообще?
– Ну… – застенчиво начинает он. – Иногда, когда я поднимаюсь на холм, то иду к коттеджу. Если там никого нет, я захожу. Задвижка на круглом окне совсем расшаталась. Тебе бы надо ее починить.
– Спасибо за информацию, – сухо говорю я. – А зачем?
– Я оставляю тебе записки, – отвечает он, внезапно смутившись. – На случай, если ты вдруг вернешься. Короткие, всего на пару слов. Я прячу их по всему коттеджу.
– Например, за гнутыми досками в стенках шкафов?
– Ага.
– Это охренительно странно.
Скай улыбается.
– Когда произносишь вслух, звучит и правда странно… Последние пару лет мне было тяжко. Все думал о том, что я мог сделать по-другому… – Скай замолкает. – И мне кажется, все было так мило. Тогда. – Мы смотрим друг на друга.
– Значит, ты был в бухте…
– Да-да, – поспешно продолжает он. – Якорь застрял или что-то в этом духе, так что я выпрыгнул, чтобы достать его, и тогда заметил маленькую темную расщелину, пещеру. Прямо над поверхностью виднелся узкий проход.
– Но этого не может быть! Как мы могли не знать? Как мы могли ее не заметить?
– За последние тридцать три года течения поменялись. Уровень моря стал другим. В общем, я заплыл туда. И нашел эту старую бочку от масла. Она застряла в скале. Я попытался ее вытащить, и тогда все и произошло. Когда я ее сдвинул, случился камнепад. Было очень громко, все вокруг рушилось. Я думал, что умру. Когда все стихло, я удивился, что до сих пор жив. Но потом пожалел об этом.
– Меня нормально приложило по голове. Когда я очнулся, то понял, что руку придавило острым камнем – прямо до запястья. Было ужасно больно. Я ничего не видел, но сразу понял, что пальца лишусь. Казалось, он горит. Я чувствовал запах крови.
Когда начался прилив, пещера наполовину заполнилась водой. Она доставала мне до груди. На следующий день она поднялась выше – почти до плеч. Я понимал, что если буду там оставаться, то утону. Нужно было выбираться. Я всегда ношу нож за поясом. Беру его на тот случай, если придется отрезать якорь. – Скай останавливается и сглатывает. – И все же я целых три дня решался, прежде чем отрезать ее, – говорит он. – Руку.
– Я сделал шину из кусков одежды, которые удалось отодрать. Смог снять ремень. Но это заняло больше времени, чем я рассчитывал. Я мало что мог сделать зараз. Приходилось действовать постепенно. Я становился слабее и слабее и уже не мог… справиться с костью.
У меня кружится голова.
– Как ты…
– Я вспомнил про тот твой сон. Так что в итоге я просто… потянул, и кожа сошла, как перчатка.
– О, господи, – ахаю я, и к горлу подступает горячий комок.