– Это спасло мне жизнь. Было даже интересно рассматривать руку, лишенную плоти. Я обернул ее тем, что осталось от рубашки, но понимал, что больше никогда ее не увижу, чем бы все ни кончилось. Интересно, остатки моей руки до сих пор там? Может, меня прямо сейчас едят крабы?
– Как ты можешь улыбаться? – с дрожью в голосе спрашиваю я и представляю себе кровавую перчатку из плоти, застрявшую под камнем.
– Я счастлив, – удивленно отвечает Скай. – Я жив, хотя был уверен, что умру. И ты здесь. Я всегда надеялся, что увижу тебя снова. – Он легко касается моей кисти здоровой рукой. – Я слышал твой голос, Уайлдер. Я думал, что мне это снится, – думал, за мной пришла смерть. Я звал тебя. Снова и снова.
– Я слышал, как ты зовешь на помощь. Я думал, ты призрак.
– Каприз.
– Проказ.
Скай наклоняет голову. В его растрепанных каштановых волосах виднеются седые пряди.
– Между нами все так запуталось, – говорит он.
– Да, полная херня.
– Ты имеешь в виду фигня, Уайлдер? – Скай поднимает голову и смотрит на меня с легкой полуулыбкой.
– Нет, не имею.
– Чего я не понимаю, – говорит он, – так это того, что ты там делал? Мне удалось подползти максимально близко к выходу. Если б ты оказался там чуть позже, то я, наверное, уже был бы мертв. Я был на самом краю смерти. Как ты туда попал именно в этот момент?
– Не знаю. Но меня каким-то образом привела туда твоя книга. Не могу объяснить. «Гавань и кинжал» привела меня к тебе.
– Это… безумие, Уайлдер.
– Возможно, только безумие у нас и осталось.
Все доктора и врачи очарованы Скаем. Даже с недовесом в двадцать фунтов и костлявым, как у мертвеца, черепом его улыбка по-прежнему сияет теплом.
– Он такой потрясающий человек! Наверное, вам с ним ужасно интересно болтать, – говорит медсестра, затаив дыхание.
– Ну, наверное, еще успеется, – сухо отвечаю я, глядя на Ская.
У меня почему-то нет никаких сомнений, что он придет в Свистящий коттедж, как только его выпишут из больницы.
Когда я просыпаюсь, на мне лежит его рука, и я чувствую спиной его присутствие. Зеваю и морально готовлюсь к утреннему морозу. Снаружи еще темно. Зима в этом году суровая. Постоянно идет снег, и пару раз почти на час отключали электричество.
Скай недовольно кряхтит и похлопывает меня по плечу, как будто говорит:
– Ш-ш, – шепчу я. – Тебе еще не надо вставать. – Мы решили лечь вместе, чтобы согреться, когда накануне вечером отключили отопление.
Скаю уже гораздо лучше, но он все еще слаб. Я режу ему пищу, помогаю одеваться, причесываю волосы.
– Мы можем поехать куда-нибудь, – говорю я, когда прихожу с его овсянкой. – На юг. В Калифорнию. Может, так будет лучше? – Из-за моря поднимается солнечный свет.
– Ненавижу Калифорнию.
– О, уверен, с Калифорнии все и началось. – В последние пару дней он стал слишком чувствительным.
Я уже наполовину засовываю его руку в кардиган, когда Скай раздраженно меня останавливает.
– Я не собираюсь извиняться перед тобой за то, что тогда случилось, и ты это знаешь.
– О, я знаю. Поверь мне, я знаю, какой ты монстр.
– Она никому не принадлежит. Эта история. Она была настолько же моя, насколько и твоя.
– Убеждай себя в чем хочешь. – Я очень аккуратно натягиваю рукав на его искалеченную руку. Она заживает, но Скай до сих пор чувствует боль на месте потерянной кисти. – Помнишь первое занятие по архитектуре? – рассеянно спрашиваю я. – Ты…
– Я отдал тебе свое пальто.
– Оно было такое теплое. После тебя. Я как будто залез в твою кожу. – И внезапно мы замечаем все вокруг: мы слышим шум моря снаружи, шелест листьев клена – и прежде всего замечаем время, пространство, нашу кожу, наши тела, мою руку, лежащую на нем.
– Дело в том… – начинаю я. – Что ты меня в каком-то смысле исцелил. С тех пор как опубликовали книгу, у меня больше не было панических атак. Я был слишком зол.
– В нижнем ящике шкафа для тебя лежит посылка, – говорит он. – Это от меня.
Она изменилась со временем, немножко потускнела, но я все равно узнаю ее – Афродиту, выходящую из воды. Страницы высохли, и газетный шрифт позеленел от старости. Странно снова держать ее в руках.
– Ты сохранил ее.
– Конечно.
– Я ведь снова пытался, – говорю я. – Писать.
– Мне нужно знать, что ты снова не попытаешься сделать кое-что другое, Уайлдер. Этот номер с болиголовом. Можешь мне пообещать?
– Ты жив только потому, что я пытался это сделать. Представляешь, если бы меня там не было?
– Мне нужно знать.
Я смотрю на его лицо, скрытое за голубыми извивающимися червями. Бледное пятно стремительно пожирает мое зрение.
– Я скоро ослепну, – с горечью говорю я.
– Есть вещи похуже, чем слепота. Пообещай мне. – Его рука ложится на мою щеку.
Еще пару месяцев у меня продолжаются видения – парады маленьких эльфоподобных человечков, марширующих в электрическом свете. Прекрасные яркие листья, качающиеся на ветру, словно живые морские кораллы во время прилива. Но из прошлого – ничего. С этим, кажется, покончено.