Клятва чести (ЛП)

Она положила свои защитные очки на полку и прошла во внутреннюю изоляционную комнату, где она методично прошла обычную проверку своего защитного костюма с положительным давлением — запечатала манжеты на лодыжках и запястьях, застегнула шею и прикрепила воздушный шланг к односторонниму клапану в центре спины. Она повернула циферблат, и вошёл сжатый воздух. Давление на настенном манометре оставалось стабильным на уровне 1 атм. Нет утечек. Она закрыла впускной клапан и открыла вентиляционные отверстия вдоль шеи. Воздух шипел. Она была готова идти на работу. Сняв туфли, она осторожно вошла в ярко-жёлтый костюм и, закрыв пломбы, натянула непроницаемые резиновые сапоги до икры. Она не носила на работе никаких украшений, даже часов. Ей нужно было только удалить её — она ​​не могла рисковать любой зацепкой или разрывом, который может нарушить PPPS. Даже микроскопическая рента в изоляционном костюме может позволить проникнуть заразе, где она может быть поглощена её кожей или вдыхаться в её дыхательную систему.

Биологические риагенты, с которыми они работали в лаборатории BSL-4, были либо высокопереносимыми, либо смертельно опасными, либо и тем, и другим. Костюм был её единственным щитом. Как только костюм был надет, она накрыла водостойкие ботинки одноразовыми пинетками, вставила головной щит на место и натянула перчатки. Она не заботилась о своей безопасности. Она всегда была готова к любой чрезвычайной ситуации.

Осторожность была для неё образом жизни, и она с самого рождения обучалась быть в экстремальных обстоятельствах. С громоздким пальцем в перчатке она нажала код входа, и камера подняла давление.

Внутренняя дверь открылась, и она вошла в лабораторию. Она кивнула коллеге, работавшему на соседней станции, и определила вариант вируса Эбола. Подсоединив воздушную авиакомпанию к порту костюма, она пошла по проходу, следуя за ней, как разноцветный жёлтый шарик. Она вызвалась на ночную смену шесть месяцев назад, установив свой распорядок дня, приехав немного раньше и уехав немного позже. Её коллеги ценили её усердие и её готовность сдвинуть кладбище дольше, чем обычные обязательные ротации.

На своей станции она загрузила свой компьютер и взяла образцы, которые она планировала провести на гелевых пластинах той ночью, вместе со второй стойкой с пробирками. В течение последних шести месяцев она тщательно откачивала микро-аликвоты птичьего гриппа, слишком мелкие, чтобы кто-либо другой их заметил, пока у неё не было одной пробирки, наполовину заполненной одним из самых опасных вирусов, когда-либо производившихся. Когда она уходила в конце своей смены, она вставляла трубку в складку в своём костюме под рукой и закрепляла её на месте полоским специальным клеем, который они держали для аварийного ремонта, если один из костюмов должен быть случайно порван. Как и на покрышке, мгновенно самоуплотняющийся клей обеспечит достаточную защиту, пока работник лаборатории не сможет добраться до камеры дезактивации.

Сегодня вечером спасительный материал позволил бы ей выделять вирус, способный убить тысячи людей.

Она не была действительно заинтересована в гибели тысяч людей, однако, только одного. Президент Эндрю Пауэлл отстаивал всё, что она презирала, — представитель богатых, защитник привилегированных, поборник тех, у кого нет морали или ценностей. Её отец научил её и её братьев и сестёр правильному пути, воспитывая их, чтобы они оставались в живых. Он поощрял их преуспевать, обучая их в лагере вместе с детьми других выживших, ставя их на путь, на котором они когда-нибудь смогут что-то изменить. Она всегда знала, что у неё есть миссия, и теперь она собиралась её выполнить. Она поможет ему донести его послание — Америка для американцев — и теперь, когда появился лидер, у них будет президент, который будет говорить за праведных.

Она поможет сделать это возможным.

Цифровые часы в дальнем конце комнаты одновременно отображали время и дату в Нью-Йорке, Вашингтоне, Лос-Анджелесе, Гонконге, Сиднее, Нью-Дели, Берлине, Лондоне. Семь вечера в Атланте. Ещё двенадцать часов и первый этап её миссии будет завершён.

Скоро начнётся освоение Америки.

Глава двадцатая

Эвин передала Уэс последний кусок пиццы.

— Вы заканчиваете это.

— С меня довольно. — Уэс села на кровать, прислонившись спиной к стене.

Некоторые тени вокруг её глаз исчезли, но щёки всё ещё были впалыми, а пальцы слегка дрожали, когда она потянулась к салфетке.

— Вам нужны углеводы — ешьте. — Она ненавидела видеть, как Уэс больно. Уэс не жаловалась — она ​​не будет, и её попытка симулировать нормальность только заставила Эвин захотеть что-то ударить. Она должна была сделать что-то, даже что-то бездумное, или она сделала бы то, о чём они обе сожалеют. Она сложила остатки их еды — мятые бумажные салфетки, пару бумажных тарелок, коробку для пиццы. — Я возьму пустой ящик в корзину. Пицца была отличной, но я не стала бы пахнуть последствиями всю ночь.