Клятва Маат

Так и не дождавшись ответа от маленьких воришек, я достал из сумки, спрятанной за полами туники, лепешку, которую прикупил вместе с мешочком фиников. Как только лепешка появилась в моих руках, глаза детей загорелись, и шайка сорванцов забрала съестное и скрылась за углом. Мне показалось это странным, учитывая их постоянно голодное положение. Будь я на их месте, то разделил бы на каждого поровну, но не мне судить их действия.

Вернувшись на лавку лицезреть закат, я услышал за спиной шум. Он не был похож на тот шум, которые разносился от торговых рядов. Пытаясь удовлетворить любопытство, я развернулся и увидел несколько солдат, грубо обращавшихся с торговцами. Они орали и приказывали владельцам ларьков собирать свои и товары и проваливать. Отталкивая не успевших уйти с дороги горожан, солдаты прошлись по всем торговым лавкам. Часть товара солдаты собирали с собой, часть оставляли для последующей торговли. В основном часть товара представляла собой дорогостоящие всякого рода напитки и всевозможные закуски, запах от которых разносился на большое расстояние по городу. Такое отношение к торгашам и местным жителям удивило меня, но еще более странным мне показался призыв этих же самых солдат к тому, чтобы площадь оставалась пуста до следующего дня. Никогда такого в крупных городах не было. Но раз так происходит, где же Алексион? Глупо было бы полагать, что никто так и не стал противиться такому отношению. Раз мой старый друг ничего не предпринял, значит, на это есть свои причины. Не став больше тратить время впустую на прогулки по городу, я решил разыскать дом Алексиона. Если мне не изменяет память, его жилище находится на ответвлении от главной улицы, ведущей к противоположному берегу. Найдя поблизости мост и перейдя на другой берег, мои глаза лицезрели ту же самую картину – все лавки были закрыты, а на улице царила пустота. Иногда можно заметить спешивших в свои дома граждан и солдат, шнырявших по улицам и смотрящих за соблюдением их требований. Фивы словно преобразились – из кипящего жизнью великого города в словно опустошенную чумой забытую деревню. Весь город замер, кроме, конечно же, праздника, происходившего в главном храме города. Огни, валившие из прихрамового сада, виднелись даже здесь. Шум, доносившийся до меня, был предвестником нескорого окончания веселья.

Стараясь двигаться незаметно, я пытался найти дом Алексиона, пока не заметил все тех же сорванцов, укравших у меня мешочек с финиковыми косточками. Они двигались быстро и явно двигались целенаправленно. Вскоре шум праздника утих, на его смену пришли разговоры, доносившиеся из домов. Я не смог разобрать невнятную речь горожан, да и не пытался этого сделать, мне нужно было только одно – разыскать старого друга.

Главную цель моего визита в город постепенно затмевал интерес к маленьким воришкам. Мне хотелось узнать, почему они сразу не поделили лепешку и куда так стремительно держали путь. Перемещались они быстро, но я легко преследовал их, соблюдая дистанцию, чтобы их зоркий взгляд не заметил меня. Мы были уже далеко от центра города и через несколько уличных пролетов оказались в пригородном месте. Несколько стоящих близко друг к другу домов образовывали полукруглую стену, в центре которой находилось небольшое пространство. Несмотря на малость области в центре пространства стоял небольшой стол и пару лавочек. «Обособленное место для пьянок», – подумал я. Солдат еще на подходе к пригороду стало появляться все меньше и меньше, тут же не услышишь ни единого шороха. Один из домов, образующий полукруглую стену, стоящий ближе всех к центру, больше походил на таверну, чем на дом. Веранда, занимающая почти весь первый этаж, выдавалась дальше второго этажа, ограничиваемая старым деревянным забором. Пока я осматривал новое место, возле стола появились те самые сорванцы и сели по одну сторону от него, положив замызганную лепешку на середину стола. На мое удивление из дома, похожего на таверну, послышались голоса и на веранде появились двое мужчин – оба были похожи друг на друга, отличались лишь телосложением. Подойдя к хлипкому забору, они увидели детей. Издалека я не слышал, о чем они говорят, но по жестикуляции и кривому от гнева лицу догадывался. Воровали они не для себя, а для них!

Спустившись с веранды и направившись к лавочкам, двое мужчин сели с противоположного конца стола. Пивной живот одного из мужчин еле пролез в зазор между столом и лавочкой, заставляя его сесть дальше от стола. Слова приобрели разборчивый характер, и я услышал тему разговора детей и мужчин, приблизившись к таверне.

Второй, с толстым пузом, возмущался все больше по поводу одной-единственной принесенной лепешки. Но у другого тема для волнений отличалась обычным недовольством, который испытывал жирдяй. Он вечно потирал руки и оглядывался на второй этаж таверны. Подойдя еще ближе и укрывшись в придомовом закутке, я четко слышал разговор: