Смауг бессовестно дрых, обвившись гибким телом вокруг перепачканных шкур, впитавших запах его благодетеля, так что Бильбо пошел праздновать один. Он вынырнул из-под полога шатра и сразу окунулся в гул голосов, блеск пламени и хохот. Пахло жареным мясом, пивом, потом и кровью — гномы пировали. Кто-то, сидя на земле, вздымал кружку, будто каждый раз пил за ясную луну на небе и за светлый путь. Кто-то горланил песни — нескладные, как и все стихи, что звучали на родном языке подгорного народа. Рифма считалась необязательной, если слова шли от сердца.
Фили и Кили в обнимку плясали у костра, полуголые, увешанные золотом вперемешку с частями тел убитых орков. Судя по тому, с каким восторгом на них таращились рабыни, одинокая ночь юношам не грозила.
Уже совсем стемнело, и только яркое пламя костров разгоняло тьму. Гномы не боялись нападения: их было достаточно много, чтобы жечь костры без опаски.
В стороне, на самом краю светлого круга, яростно совокуплялись двое воинов. Бильбо покраснел, но глаз не отвел: считалось, что в ночь праздника не может быть ничего недозволенного. К своему изумлению, в одном из гномов, который держал партнера за узкие бедра, он узнал Бофура. Мориец брал любовника так сильно, будто это было в последний раз. Когда хоббит проходил мимо, Бофур поднял голову, блеснула серьга-клык в его ухе. Мориец усмехнулся, подмигнул хоббиту и с новой силой набросился на довольно рычащего любовника, наматывая на кулак его длинные рыжие волосы.
Бильбо проскользнул тенью мимо парочки, вышел на свет и присел рядом с Торином, на свободное место. Узбад протянул ему большую чашу, в которой плескалось вино — как показалось полурослику, довольно крепкое. Он осушил чашу до дна под восторженный гул толпы.
Затем ему поднесли обещанное сердце орка. Большое, все в каких-то прожилках и сосудах, оно лежало багровым комком на блюде. Бильбо посмотрел на короля, и тот почти ласково улыбнулся ему.
После этого пути назад не было. Хоббит взял с блюда сердце убитого им врага и, неотрывно глядя на Торина, поднес ужасное угощение ко рту. Сложнее всего было прокусить толстую оболочку: сердце поджарили на огне, но не слишком, так что сверху оно было очень жестким.
Он справился, заставив себя не думать о том, что совершает едва ли не акт каннибализма. На вкус сердце было довольно гадким — собственно, его полагалось есть лишь из уважения к традиции.
Под оболочкой оказалось почти сырое мясо, и рот Бильбо мгновенно наполнился кровью, почти черной и воняющей металлом. Его затошнило, но полурослик и на сей раз не отказался. Он дожевал первый кусок, сглотнул, откусил снова. Кровь текла ручейками по его подбородку и рукам, перепачкала дорогие украшения и одежду — но чем больше ее было, тем громче вопили гномы и тем больше ширилась улыбка на лице короля.
Казалось, прошла вечность, прежде чем Бильбо проглотил последний кусок, жилистый и горьковатый. Он сам не верил, что сумел выдержать это.
В наступившей тишине Торин поднялся, взял его за руку и крепко обнял, даже сильнее, чем тогда на скале.
— Сила убитого врага теперь твоя, — торжественно провозгласил он. — Ты — воин моего королевства, имеющий право на оружие и добычу, и да будет коса твоя так же длинна! Да покроешь ты славой имя свое и да сделаешь почет имени и бороде мужа своего!
Бильбо сумел удержаться и не хихикнуть — это было бы оскорбительно. Он повернулся к взиравшим на него гномам, поднял липкую от крови руку и крикнул:
— Кровь моя — вам! Жизнь моя — ваша жизнь! Отныне я — ваш!
Со всех сторон запели рога, раздались хриплые крики восторга. Бильбо закружили в водовороте объятий, его хлопали по спине, его поднимали на руки — а он смотрел на своего жениха, который горделиво поглаживал бородку.
========== 17. Дорога на Лихолесье ==========
Крики одобрения были такими сильными, что у Бильбо зазвенело в ушах. Он улыбался, пересилив тошноту от съеденного сердца, и смотрел со своего небольшого возвышения у костра на веселящихся гномов. Торин дотронулся до его руки, кивком показав, что нужно отойти в сторону. Остальные продолжали веселиться, пить и есть, и грохот музыки звучал в ушах хоббита, когда он последовал за королем к краю освещенного круга.
Торин опустился на траву, в руках его была арфа — красивая, с золотистым корпусом, струны ее тихонько звенели от ночного ветерка. Обрадованный полурослик устроился возле жениха. Кажется, Торин решил порадовать его своей игрой — событие редкое и оттого еще более важное. Голову Бильбо туманило выпитое вино, он сонно щурился, обхватив колени руками и вдыхая свежий ночной воздух.
— Завтра мы продолжим путь, — сообщил узбад, касаясь дрогнувших струн. — Дорога станет намного опаснее, чем в горах, — я хочу, чтобы ты был осторожен и держался поближе ко мне и Бофуру.
— Хорошо, — согласился хоббит, прислушиваясь к звукам арфы. — Спасибо, что беспокоишься. Ты очень красиво играешь, Торин.
— Все гномы владеют какими-нибудь музыкальными инструментами, — король небрежно отбросил за плечо длинную косу, скрывая довольную улыбку. — Я учился играть на арфе с детства.