Клятва рыцаря

Сейчас Герлин не хотелось забивать себе голову языковыми проблемами. Она устала и жадно набросилась на рагу. Еда была вкусной, несмотря на то что к небольшому количеству свиного сала добавили многовато свеклы и других овощей. Съев всего одну ложку, Соломон тут же ее отложил и с отвращением поморщился, равно как и Авраам: религия запрещала им есть свинину. Герлин посочувствовала ему, ведь они наверняка были голодны не меньше ее, однако, чтобы не привлекать к себе внимание, не решались попросить что-то другое. Им пришлось ограничиться хлебом и вином. Последнее весьма энергично поглощал и господин Мартинус. К изумлению Герлин, Соломон то и дело щедро наполнял и ее кубок.

– Пейте, Герлин, вам это понадобится, – прошептал он ей, когда она, протестуя, накрыла рукой свой кубок. – Эти трактиры…

Герлин поняла, что он имел в виду, когда хозяин наконец указал гостям их комнату. К ужасу женщин – только Марта, похоже, привыкла к таким условиям, – спальня была общей. На соломенных тюфяках по двое и даже по трое расположились как мужчины, так и женщины. Некоторые из них даже разделись, другие же предпочитали спать в недосохшей у камина одежде. Герлин стыдливо отвела глаза, когда мужчина, стоявший неподалеку, с усмешкой стянул штаны. Порядком перебравший господин Мартинус как ни в чем не бывало потащил обоих своих женщин на тюфяк и уложил подле себя – Марию справа, Марту слева. Мария готова была провалиться сквозь землю от стыда, а Авраам кипел от ярости, однако вел себя, на удивление, достаточно спокойно. Господин Бертольд и рыцари, усмехаясь, направились в угол, а господин Леопольд охотно освободил на тюфяке место для Авраама. Соломон расстелил свой плащ на одном из тюфяков у стены после того, как проверил, не течет ли в этом месте крыша – на некоторые тюфяки с потолка капало. Затем он кивнул Герлин.

– Иди сюда, Линдис, любовь моя, – спокойно произнес он.

Герлин в изумлении посмотрела на него:

– Я?..

Соломон снова кивнул и приподнял край плаща, приглашая ее лечь рядом. Она почувствовала, что заливается краской.

Соломон с улыбкой взял ее за руку. Его глаза светились пониманием, однако, похоже, он решительно настаивал на том, что им следует спать вместе.

– Я не могу делить с вами постель, – прошептала Герлин, когда он мягко притянул ее к себе. – Я не могу! – Она надеялась, что он не поймет ее неправильно. Дело было не в том, что он был евреем. Дело было в том, что…

– Герлин… – Соломон попытался говорить как можно тише и скрыть дрожь в голосе. Ему придется приложить невероятные усилия, чтобы лежать возле Герлин и не сметь прикоснуться к ней. К тому же, похоже, она этого и не хотела. – …У нас нет другого выхода. Мы привлечем к себе внимание, мы ведь супруги. Посмотрите как-то незаметно на Бертольда из Бингена. Он не спускает с нас глаз. Он чувствует, что здесь есть какой-то подвох. Его подозрительность висит в воздухе, как вонь нечистот. Эти постоянные вопросы… А сегодня вы к тому же продемонстрировали, что понимаете французский. Разумеется, во Франции вряд ли удалось бы это долго скрывать, но это нетипично для жены цирюльника. А еще эта история со свининой… Он спросил тогда, неужели я не голоден. После целого дня пути вряд ли можно было ответить утвердительно, я отговорился расстройством желудка. Но если сейчас мы не будем вести себя как муж и жена, он станет задавать еще больше вопросов. Так что, прошу вас, не усложняйте ситуацию. Залазьте под мой плащ и попытайтесь уснуть. И думайте обо мне как о Фрице, вашем муже, а не как о господине Соломоне, лекаре…

– Твоем муже! – поправила его Герлин и тщетно попыталась улыбнуться.

Она тщательно расчесала волосы и убрала их под ночной чепец, сняла платье под покровом наконец заполнившей комнату тьмы, а затем Дитмар помог ей выйти из неловкого положения, начав кричать. Ребенок заснул еще внизу, возле камина, но сейчас проснулся и, похоже, испугался храпа и стонов, слышавшихся отовсюду. Дитмар был спокойным ребенком, редко плакал, но уж если он начинал кричать, то делал это очень громко. Постояльцы тут же начали ругаться, и довольно грубо, так что Герлин взяла малыша из корзины и забрала в свою постель. Ребенок тут же заснул между матерью и Соломоном. Для Герлин он был как щит, хотя она и знала, что ей нечего опасаться со стороны Соломона. Ее пугали собственные чувства. Она желала ощутить тепло тела Соломона, хотела услышать нежные слова, произнесенные его глубоким, успокаивающим голосом. Ее дыхание учащалось, когда он шевелился, и ей казалось, что он только притворяется спящим, как и она.

В конце концов оба заснули, но лишь ненадолго, и проснулись еще более измученными, чем ложились. Только Дитмар радостно ворковал.

– Нам нужно раздобыть для него молока, – заявила Герлин и воспользовалась этим поводом, чтобы покинуть комнату.

Соломон вскоре последовал за ней. Похоже, он также испытывал облегчение.