Клич войны

Шафран сделала, как ей было сказано. Она ничего не ответила. Каждая унция интуиции, которой она обладала, подсказывала ей, что лучше всего позволить Лусиме-маме вести разговор. Она позволила темным глазам, не утратившим своей проницательности, рассмотреть себя, пока Лусима-мама не улыбнулась и не сказала: "Ты дочь, достойная своих родителей. В тебе есть красота и мужество твоей матери, а также сила и боевой дух твоего отца. Я хотела бы встретиться с тем, кого ты так любишь. Он действительно должен быть человеком среди людей.’

Шафран знала из рассказов отца о первой встрече с мамой Лусимой, что у нее была неприятная привычка узнавать все еще до того, как кто-то произнесет хоть слово, но все же она не могла сдержать вздоха. ‘Как ... как вы узнали?’

Мама лусима рассмеялась. ‘У меня есть способность видеть то, чего не видят другие, но мне не нужно было знать, что ты влюблена. И ни один мужчина не смог бы завоевать любовь такой молодой львицы, как ты, если бы не был по-настоящему достоин ее.’

- Спасибо, мама, - сказала Шафран с формальностью, которую, по ее мнению, заслужила столь почтенная женщина. ‘Вы так же добры, как и мудры. Я уверена, что не заслуживаю таких щедрых комплиментов. И, конечно, вы правы. Я влюблена, а он хороший, сильный и красивый мужчина.’

‘И тебе он тоже нравится, не так ли?’

Шафран обнаружила, что краснеет, как школьница. - Да, - ответила она, изо всех сил стараясь не рассмеяться. - Как лев.’

‘Но теперь война разлучила вас с ним, и вы оказались по разные стороны баррикад, в то время как ваше племя сражается с его племенем.’

‘Да, и я не знаю, что делать. Я чувствую, что должна служить своей стране. Но я не хочу умирать ... не потому, что боюсь. Я просто должна быть жива ради него. Так что я разрываюсь.’

Лусима-мама покачала головой. - Нет, ты не разрываешься. Твоя голова может быть наполнена различными идеями, но твоя душа знает, что она должна делать. И, опять же, мне не нужен ни транс, ни сила прорицания, чтобы увидеть это. Это очевидно. Ты должна подходить своему мужчине, как он подходит тебе. Но как ты можешь быть достойна его, если встала на путь труса? Помни, дитя, что Лев - это охотник прайда. Ты тоже охотник. Такова твоя природа, и ты не должна отрицать этого. А теперь дай мне свою руку еще раз.’

На этот раз Лусима Мама взяла руку Шафран в свою. Она погладила кожу Шафран между костяшками пальцев и ее запястьем. ‘Я не делала этого уже много лет, - пробормотала она. ‘Я знала, что у меня хватит сил только на одно последнее путешествие и что я узнаю, когда придет время ...

- Но мама ... - запротестовала Шафран.

- Тише, дитя, ты - свет в жизни моего сына М'Бого. Я делаю это ради вас обоих ...

Глаза Лусимы-мамы закрылись, и она затихла. Молчание растянулось, казалось, на целую вечность, а потом ее глаза широко раскрылись и закатились так далеко, что видны были только белки. Когда началось ее гадание, она раскачивалась взад и вперед, словно двигаясь в ритме другого мира, и когда она заговорила, ее голос был не голосом пожилой леди, а низким, хриплым монотонным голосом, который звучал скорее по-мужски, чем по-женски.

‘Ты будешь идти рядом со смертью, но ты будешь жить ... я вижу тебя, но не вижу Льва. Он есть, но его нельзя узнать. Ты будешь искать его, но если он когда-нибудь будет найден, то только тогда, когда ты прекратишь свои поиски, и если ты увидишь его, ты не узнаешь его, потому что он будет безымянным и неизвестным, и если твои глаза упадут на его лицо, они не увидят его, потому что они не будут знать, что это его лицо. И если он жив, то это будет как если бы он был мертв. И все же ... и все же ... ты должна продолжать поиски, ибо если он должен быть спасен, только ты можешь спасти его.’

Голос, который не был голосом мамы Лусимы, затих, ее тело снова стало неподвижным, а затем, словно очнувшись ото сна, она встряхнулась, несколько раз моргнула, посмотрела на Шафран и улыбнулась.

‘Теперь ты знаешь все, что можно знать, дитя мое, - сказала Мама Лусима.

Я больше не увижу ее, по крайней мере в этой жизни, - сказал Маниоро, когда они с Шафран спускались по горной тропе.

- Нет, этого не может быть, - сказала Шафран, которой была невыносима мысль, что она могла ускорить кончину мамы Лусимы.

‘Дело не в том, правильно это или нет. Это просто жизнь, которая заканчивается тогда, когда должна закончиться. Мама хотела, чтобы ты знала: то, что произойдет сегодня, всегда будет происходить. Дело не столько в том, что она уйдет, потому что ты пришла, сколько в том, что она жила до твоего прихода.’

Шафран кивнула, понимая, что слова Маниоро кажутся ей правдивыми, даже неизбежными, хотя она и не могла этого объяснить.

- Надеюсь, ты узнала то, что хотела узнать, - сказал он.

- Да, - ответила Шафран. ‘Я узнала, что моя любовь и я созданы друг для друга. Я знаю, что наша судьба - быть вместе. Я знаю, что это предназначение может быть исполнено только в том случае, если я сделаю его таковым. И я сделаю так, Маниоро. Клянусь тебе ... я так и сделаю.’