К обеду во дворец были приглашены городские власти и сановники; вечером царская фамилия и свита наслаждались в театре превосходной русской труппой".
48
"30 октября 1876 г. Москва.
…Прибыв утром из Петербурга в Первопрестольную, я был поражен изменениями, случившимися в настроении нашего общества.
Оказывается, вчера государь произнес речь, в которой не оставил места для сомнений; если турки не пойдут нам на уступки, война неизбежна.
На вокзале и на улицах всюду собирались возбужденные толпы, все живо обсуждали событие, Воодушевление необыкновенное…
Давно бы так.
Видел Сашу. Он всем вам низко кланяется. Коротко побеседовали с ним; на большее не было времени, так как меня уже ждал внизу рассыльный — сегодня мне предстоит встреча с важным лицом, которая, однако же, не сулит ничего приятного… Буду также у Третьякова;
Мое новое назначение, как меня все уверяют, почетно, но связано с многочисленными хлопотами. Впрочем, кажется, оно меня все больше увлекает. Ну да поживем — увидим…
В Петербурге я простудился, однако в Москве почувствовал себя значительно лучше. Не знаю, чему это приписать — московскому ли благотворному климату или необыкновенной занятости, не оставляющей места для хворей…"
— Рад, весьма рад вас видеть, любезнейший Николай Григорьевич! — воскликнул, поднявшись из-за стола навстречу Столетову, Иван Львович Слезкин.
Столетов сухо, пожалуй излишне сухо, поздоровался с ним и грузно опустился в предложенное ему кресло.
Слезкин сел напротив и как-то ненатурально вздохнул. Разговор, ради которого он весьма любезно пригласил к себе генерала ("Отнюдь не обязательно, но если не затруднит…"), представлялся ему не из легких (ходили слухи, что у Столетова гордый и самолюбивый характер), однако же долг службы обязывал… Он так и начал:
— Долг службы обязывает меня… По личной просьбе Николая Владимировича Мезенцова…
— Полноте, Иван Львович, — нетерпеливо сказал Столетов, — мы с вами не гимназистки, не угодно ли начать сразу с дела?
— И все-таки, — настаивал Слезкин, — я бы чувствовал себя спокойнее, будучи уверен… Словом, я сам в прошлом боевой офицер и хорошо помню, как мы в нашей среде не очень-то жаловали жандармов…
В этом месте Столетову следовало возразить хотя бы из приличия, но он промолчал: в конце концов, его дело, пусть сам и выкарабкивается. Об Иване Львовиче Слезкине он был наслышан как о службисте, человеке вкрадчивом и изворотливом. По многолетнему опыту Николай Григорьевич знал, что с людьми подобного сорта ухо следует держать востро; любезности, расточаемые жандармом, не могли ввести его в заблуждение; не мог он не почувствовать также и неловкость, которую испытывал Слезкин, беседуя с равным по чину.
Иван Львович исподлобья взглянул на простоватое, мужицкое лицо Столетова: нет, этот не станет играть в поддавки (в досье о нем было сказано: "В суждениях независим, в вопросах чести щепетилен, в бою находчив и хладнокровен…").
— Я надеюсь, Николай Григорьевич, что новое назначение… — начал было он снова, но Столетов опять с обескураживающей прямотой прервал его:
— Полагаю, не это является темой нашего сегодняшнего обсуждения?
Иван Львович нервно повертел в просторном воротничке мундира шеей, промычал нечто неопределенное и притронулся левой рукой к кончику нафабренного уса. Это была давнишняя привычка, помогавшая ему сосредоточиться.
— Видите ли, — сказал он, продолжая наблюдать невозмутимое лицо собеседника, — пожалуй, именно вашему назначению я и обязан счастьем видеть вас сегодня в моем кабинете… Не удивляйтесь, пожалуйста, — быстро добавил Слезкин, — сейчас я вам все объясню.
— Я весь внимание…
— Насколько я понимаю, утвердив представление Дмитрия Алексеевича Милютина, его императорское величество оказал вам особое доверие, — продолжал Слезкин, торжественно возвышая голос к концу фразы, но тут же, спохватившись, перешел на прежний вкрадчивый тон доверительной беседы. — Ополчение, которое вам поручено собрать и обучить, предположительно станет ядром будущей болгарской армии. Следовательно, вопрос этот не только военный, но и политический…
Столетов сдержанно кивнул.
— Вижу, вы согласны со мной, — оживился Слезкин.
— Думаю, вы правы. Впрочем, — тут же добавил Николай Григорьевич, — вопрос этот лежит вне нашей компетенции, и обсуждать его, пожалуй, несколько преждевременно.
— Разумеется, есть известные нюансы, — подхватил Слезкин. — Однако же, признайтесь, предположение это слишком вероятно, чтобы мы не придали ему значения…
— Возможно.
— Вот видите, — довольный собой, кивнул Слезкин; Столетов промолчал. Иван Львович, чувствуя себя все увереннее, продолжал: — Естественно, нам не безразлично, как сложатся дела в Болгарии после войны. Освобождая Балканы от турок, мы рассчитываем на то, что там будут созданы правительства, относящиеся к нам с благодарностью, истинной дружбой и полным пониманием стоящих перед нами проблем. Английское либо австрийское влияние нам представляется нежелательным…
— Не понимаю, какое это имеет отношение к жандармскому управлению?