Клич

— Спасибо тебе, Евлампий Сидорович, — растроганно отвечал Крайнев, — да вот какая история: друзья мои разбежались по службам, а мой праздник еще не кончился.

— Стоит ли огорчаться, любезнейший Владимир Кириллович?! — воскликнул Евлампий Сидорович, еще больше утверждаясь в своих предположениях. — Ежели вы насчет кумпанства, то я весь к вашим услугам.

Иногда он умел выражаться вежливо и с изысканностью, что позволяло подозревать в нем некоторые беллетристические способности: иные фразы он прямо на лету и с замечательной памятью выхватывал из прочитанных дешевеньких изданий, которые регулярно покупал на рынке.

— Твой кураж я знаю, но он не для меня, — сказал Владимир Кириллович. — Мне бы в укромном местечке, да чтобы с беседой, и не просто так, а по душам.

— Так вот со мною и побеседуете, я вам такого порасскажу! А ежели здесь не угодно, то можно и в кабак.

— В кабак — хорошо, — согласился Крайнев. — В кабаке интересные людишки…

"А ведь он не рюмочку выпил с утра", — с завистью подумал Евлампий Сидорович и, опять же из книжки, вежливо отвечал:

— Сия диспозиция не столь затруднительна. Не извольте беспокоиться, я только надену штаны, и все будет в самом разе…

— А что, — проговорил Владимир Кириллович, глядя, как Евлампий Сидорович облекает шароварами свои мохнатые ноги, — нет ли у тебя знакомцев со Шпалерной?

— Да как же нет, есть и со Шпалерной, — сказал Евлампий Сидорович. — Да вам-то на что?

— Вот те раз!

Евлампий Сидорович ударил себя ладонью по лбу:

— И как же это я? Ей-богу, запамятовал! Уж не про политических ли собираетесь статейку писать?

— Может, и про политических, а может, и наоборот, — сказал Крайнев, все время памятуя, что с Евлампием Сидоровичем следует ухо держать востро. — А может, и просто любопытствую.

— Дело ваше, — согласился Евлампий Сидорович, — но человечек такой у меня и впрямь на примете имеется. Саввой его зовут, а по батюшке не припомню.

— Ладно, — вроде бы пьяненько отмахнулся Владимир Кириллович, — обойдемся и без батюшки.

Евлампий Сидорович по достоинству оценил его шутку, и они, недолго думая, отправились к знакомому надзирателю.

Савва оказался человеком пожилых лет, степенным и неразговорчивым.

— В кабак так в кабак, — сказал он без улыбки, ждать не заставил и натянул на себя потертую овчину.

— Что же ты в таком затрапезном виде? — упрекнул его Евлампий Сидорович. Но Савва хмуро буркнул что-то и переодеваться не стал: в кабаке он выглядел естественнее остальных.

Определенного плана у Крайнева не было: все надежды он возлагал на один только случай и на свою находчивость. Однако, приглядевшись к Савве, засомневался: с таким-то молчуном вряд ли сваришь кашу.

Ели они, пили, о том о сем говорили, а нужная беседа все не клеилась. Однако же одну слабинку у Саввы Владимир Кириллович все-таки нащупал: едва только заговаривали о каком-нибудь миллионщике с Гороховой, как глаза у Саввы загорались, и он бормотал:

— Вот живуть, вот живуть…

— Да кто ж тебе-то не велит? — однажды не выдержал и подковырнул его Евлампий Сидорович. — Стукни по голове какого ни на есть ювелира, а камушки в карман.

— Эвона как ты! — встрепенулся Савва. — У меня-то сколько таких стукателей на Шпалерной суда дожидается…

"Денежки любит, а трус", — почему-то решил Владимир Кириллович, хотя и он не пошел бы на грабеж, но трусом себя не считал. В то же время он был глубоко убежден, что всякий надзиратель — человек со щербинкой: не может же многолетнее, изо дня в день, общение с преступниками остаться без следа!..

И Крайнев правильно угадал его характер.

Гулянка прошла на славу, а через три дня Владимир Кириллович снова встретился с надзирателем. На этот раз, в известной степени рискуя, он повел прямой разговор.

Сначала Савва испугался, но Крайнев убедил его, что нет никакой опасности: и до него носили в тюрьму записки, будут носить и после него.

— У меня особого интереса в этом деле нет, — сказал он, — но вот ведь какая история: Громов — мой бывший сосед, а ни родных, ни близких. Да и то, что я хочу ему написать, не хотелось бы в чужие руки. Не ты, так другой, все там у вас этим промышляют.

Савва еще немного поупирался и дал согласие, не бескорыстно, понятно (в этом-то весь и гвоздь!).

Громов ответил. В своем письме он уточнил номер камеры, в которой был заключен Бибиков. Но связываться со Степаном Орестовичем напрямую Крайнев поостерегся; Громову же терять было нечего: его и так схватили с поличным на границе (полный чемодан запрещенных цензурой книг!).

Савва увязал все глубже и делался все мрачнее.

— Ты, милый, не дури, — напомнил ему Крайнев. — И Евлампию Сидоровичу чтобы ни-ни — наш с тобою уговор.

— Да как же это? — захныкал Савва. — Вроде бы с записочки началось, а ныне, выходит, дело отчаянное…