Клич

"Однако оставим это, — проговорил вдруг Дмитрий Алексеевич, — и вернемся к вашей поездке. Я вам завидую: повидаете мир, пообщаетесь с умными людьми. Основательно используйте предоставленную вам возможность рассеяться, но будьте осмотрительны, всего же пуще остерегайтесь англичан. Ваше участие в туркестанских событиях, думаю, не прошло незамеченным… Впрочем, — улыбнулся военный министр, — полагаю, вы и сами неплохо ориентируетесь во внешних обстоятельствах…"

"После пресловутого проекта Лессепса, — сказал Столетов, — англичанам повсюду мерещатся наши козни в отношении Индии…"

"Что касается Лессепса — не уверен, — покачал головой Милютин. — Более того, фон Кауфман считает, что этот проект был инспирирован Англией. Да-да. И в самом деле, что такое Великая Трансазиатская железная дорога? Нож в спину нашей промышленности… Вы удивлены?"

Нет, Столетов не был удивлен. Как-то ему довелось ужинать в обществе купца первой гильдии Лебедева, владельца Самсоньевской мануфактуры. Тот занимался выделкой джута и был тесно связан с бомбейской фирмой "Боманджи, Туш энд компани". Когда в январе 1875 года проект Лессепса обсуждался в специальном комитете под председательством князя Горчакова, Лебедев немедленно выехал в Петербург, чтобы присоединиться к делегации промышленников, настаивавших на том, чтобы проект был решительно отклонен. В противном случае, утверждал смекалистый купец, Россия будет наводнена транзитными английскими товарами, а мы потеряем в Туркестане как рынки сбыта, так и источники сырья.

"Сейчас, пожалуй, наш давнишний спор с Англией, — продолжал Милютин, — перемещается на Балканы".

"Вы думаете, столкновение неминуемо?" — спросил Столетов.

Дмитрий Алексеевич помедлил.

"Ну, я бы не выразился столь определенно. Однако… все возможно, — сказал он. — Правда, Александр Михайлович уповает на дипломатию. Дай-то Бог… Но мыто с вами люди военные. Разве не так?"

Не согласиться с ним Николай Григорьевич не мог. Они уже не первый год находятся в одной упряжке и привыкли понимать друг друга с полуслова. Во многом Столетов был обязан военному министру своей карьерой — Милютин отличил молодого, способного командира еще в свою бытность на Кавказе, внимательно следил за его продвижением по службе и не раз помогал не только дельными советами…

Очутившись в Париже, Николай Григорьевич вспомнил разговор, происходивший в кабинете Милютина, и понял, насколько прав был Дмитрий Алексеевич, предостерегая его перед предстоящим путешествием. Франция все еще не могла оправиться от нанесенных ей пруссаками ран. Мысль о реванше буквально витала в воздухе, а из-за Рейна раздавались новые угрозы, и призрак повторного вторжения будоражил и без того разгоряченные головы парижан. В салонах, кафе, на вернисажах и просто на улицах обсуждались брошенные Бисмарком в его беседе с герцогом Гонто-Бироном слова: "Исходя из соображений человеколюбивых, христианских и политических, мы обязаны воевать с Францией". Политик всегда найдет такие обороты речи, которые оправдают любой его, даже самый безумный, поступок. Но парижанам не было дела до "человеколюбивых соображений" прусского канцлера. Оскорбленное национальное достоинство взывало к отмщению, Столетов разделял чувства парижан и не мог не испытывать к ним симпатии. Приблизительно то же самое переживал и он, и многие другие честные люди в России на протяжении многих лет после позорного мира, завершившего Крымскую войну. Но тем не менее в политические споры, как и советовал Милютин, он не вступал, ибо представлял в Париже всего лишь Русское географическое общество. Несмотря на это, острых тем не всегда удавалось избежать.

Долгое время его буквально преследовал по пятам английский корреспондент, некто Уилворт, в котором наметанный глаз Столетова сразу угадал человека военного, да и колониальный загар выдавал его. На торжественном приеме по случаю окончания работы конгресса англичанин буквально засыпал его вопросами.

В те годы британский кабинет был серьезно озабочен головокружительными успехами русских войск в Туркестане и все возрастающим влиянием нашей дипломатии на афганского эмира. Поговаривали о реальной угрозе для Индии, вспомнили об экспедиции Бековича-Черкасского при Петре I и о планах царя Павла, направленных на завоевание этой обширной английской колонии…

Уилворт, конечно же, хорошо знал биографию Столетова и был детально осведомлен о его деятельности в Туркестане. Говорили они по-английски. Корреспондент сперва донимал Николая Григорьевича намеками, но, скоро поняв, что это не самый лучший способ вызвать Столетова на откровенность, спросил в упор, что он думает о намерениях своего правительства в отношении Афганистана, не постигнет ли и Кабул участь, которая была уготована Ташкенту и Хиве. Помедлив, Столетов ответил ему, что хотя он человек и военный, но выполнял в Туркестане сугубо научную программу. Что же касается намерений его правительства, то он убежден в их гуманном характере. Во всяком случае, народам Туркестана отныне не угрожает участь несчастных сипаев…