Клич

Вторая история относилась ко временам не столь отдаленным, но тоже легендарным. Государь всея Руси тишайший Алексей Михайлович якобы простил Зарубе несуществующую вину перед Отечеством и возвратил его потомкам все земли и все отнятое у них имущество, внук Данилы Романовича, Василий Афанасьевич, упоминается в посольстве стольника Ладыженского, о котором в летописях сказано, что был он убит на берегу Днепра вместе со всеми своими соратниками. Но Василию Афанасьевичу повезло: обнаружив его на песчаной косе, всего пронзенного пулями, однако живого, казаки подивились такой живучести москаля, добивать его не стали, а увезли в Сечь, где вылечили и после продали туркам. В Константинополе его перепродали еще дальше, и вот он оказался где-то на краю света, однако же мечты вернуться на родину не бросил, и вернулся-таки, но уже в преклонных годах, и не один, а с женою-турчанкой и с сыном, который впоследствии отличился в битве при Гангуте и оказался среди приближенных царя Петра. Именно в это время Заруба превратился в Зарубина, которому было разрешено поставить свой дом поблизости от дворца светлейшего князя Александра Меншикова. Александр Данилович благоволил Лаврентию Васильевичу, сам подыскал ему невесту из знатного рода, гулял вместе с царем на его свадьбе, и все вроде бы складывалось как нельзя лучше. Но царь умер, в Россию хлынули немцы, Меншикова сослали в Березов, а Лаврентий Васильевич по тому же самому обвинению угодил со всем своим семейством на Соловки.

Третья история, которую запомнил Всеволод, относилась уже ко временам, ставшим для России серьезным испытанием.

Перенесемся мысленно в 1805 год, когда Наполеон, опьяненный успехами в Европе, самонадеянно развернул войну против Австрии и России. Полагаю, нет надобности подробно описывать ход военных действий, нас интересует в данный момент совсем другая сторона этого события, очень скромно отраженная, а то и вовсе не отраженная в популярных учебниках по истории: детально разрабатывая планы своих действии, французский император широко и с успехом использовал сведения, которые доставляли ему разведчики, в частности некто Шульмейстер, сын протестантского пастора. Шульмейстеру удалось втереться в доверие к главнокомандующему австрийскими войсками генералу Маку, а впоследствии даже занять пост начальника разведки, что было совершенно невероятно. Во многом именно Шульмейстеру Мак оказался обязан тем, что армия его была заведена в ловушку и наголову разбита: сам генерал попал в плен, вместе с ним попал в плен и ловкий разведчик. Весьма довольный его услугами император поставил перед Шульмейстером новую задачу: провести аналогичную операцию и с русской армией. Французы инсценировали его побег и снабдили фальшивыми документами о дислокации и последующем продвижении своих войск. И на этот раз Шульмейстеру сопутствовала удача, и на этот раз австрийский командующий генерал Мервельдт поверил в доставленные им сведения. Однако личность бежавшего из плена австрийца показалась подозрительной Кутузову, он поделился своими подозрениями с Мервельдтом, но тот не придал этому ровно никакого значения. Тогда Кутузов стал действовать самостоятельно, он вызвал к себе способного молодого офицера Сергея Зарубина и поручил ему весьма деликатное дело, которое было исполнено тем с блеском и совершенным успехом. Сергей Зарубин установил постоянное наблюдение за Шульмейстером, но делал это осторожно и в основном используя австрийцев. С его помощью австрийцами был завербован некто Йозеф фон Рюф, бежавший в Браунау от приближающихся французов. Фон Рюфа, выдавшего себя за разорившегося буржуа, поселили в том же самом отеле, где остановился и Шульмейстер. Как и следовало ожидать, французский разведчик попытался завербовать фон Рюфа. Не без некоторого раздумья фон Рюф согласился, о чем тут же сообщил Зарубину; тот связался с Кутузовым, Кутузов передал полученные сведения австрийцам, и в деревне Кемельбах Шульмейстер был схвачен с бумагами, которые выдавали с головой его истинные намерения, закован в кандалы и отправлен под конвоем в Вену.

Сергей Зарубин был дедом Всеволода, и его портрет висел не только в кабинете отца, но и в столовой — писанный знаменитым Тропининым. Дед был изображен в парадном мундире со звездой и прочими регалиями.

Мы с вами не коснулись предков Всеволода Ильича по женской линии, лишь вскользь упомянув о том, что одною из них была турчанка — возможно, именно от нее Зарубины унаследовали восточные черты лица, а также знание турецкого языка, который стал у них в доме в некотором роде семейной традицией и передавался из поколения в поколение наравне с русским, французским и польским. Всеволод с детства свободно изъяснялся на четырех языках, как, впрочем, и все в их роду.