Клич

— Что, не понравилось об Аксакове?

— По-моему, деятельность Аксакова достойна всяческого уважения. Ведь немолод уже, а столько энергии. Кстати, вам знакома его статья о Тютчеве?

— А вы не отвлекайтесь, милейший, — оборвал его Зарубин. — Давайте не будем смешивать разные вещи. Вы и в самом деле верите, что турок с их государственным аппаратом и армией можно спихнуть с Балкан таким вот примитивным способом, при помощи волонтеров и всяческих ассигнований сербскому правительству?

— He думаю.

— Вот видите! — обрадовался Всеволод Ильич. — Вы человек военный и поэтому рассуждаете трезво. Аксаков прекрасно ориентируется в ситуации. Понимает это и царь. Думаю, понимает это и Горчаков. Но он еще надеется решить сей спор без кровопролития. Заблуждается? А если нет? Вспомните хотя бы, как он пригрозил пруссакам — и ничего, проглотили, как миленькие. Вот вам и дипломатия. Иной раз какой-нибудь циркуляр — бумажка вроде бы! — а похлеще до зубов вооруженной армии. Так что не будем, дорогой Зиновий Павлович, уподобляться Будкевичу и до срока обвинять светлейшего… Да, но ведь я пришел к вам по другому, и совсем прозаическому, делу, — вдруг спохватился он.

— Я вас слушаю, — сказал Сабуров.

— Как-то неудобно после высокой материи, однако же без вас мне не обойтись.

— Что-нибудь по части слабого пола? — улыбнулся Зиновий Павлович.

— А знаете, вы почти угадали.

— Вчерашняя особа?

— В некотором роде.

— Да выражайтесь яснее, — не выдержал Сабуров. — Этакая деликатность, знаете ли, вам не к лицу.

— Неужели я настолько развязен?

— Во всяком случае, со мной-то могли бы быть и пооткровеннее.

— Поэтому я сюда и пришел. В конце концов, в Петербурге у меня немало знакомых.

— Надеюсь.

— Но мне бы не хотелось, чтобы это дело получило огласку.

— Положитесь на меня, и вам не придется беспокоиться.

— Тем более что мы отныне в одной упряжке, — подхватил Зарубин и продолжал: — Помните ли вы того господина, который сидел с княжной за соседним столиком?

— Пожилого и с бакенбардами?

— Да-да, у вас примечательная память, хотя мы и были под шафе.

— Это вы были под шафе, — поправил Зиновий Павлович. — Да будет вам известно, что я не выпил и трети того, что выпили вы.

— Неужели? — сконфузился Зарубин.

— Так вернемся к пожилому господину?

— Им оказался граф Скопин, человек ужасного характера и страшный задира.

— Вот теперь мы, кажется, приблизились к сути, — кивнул Зиновий Павлович. — Граф вызвал вас на дуэль?

— Представьте себе! Никогда бы не ожидал от этакой развалины. Утром ко мне явился некто штабс-капитан Гарусов и предложил условия, на которые я согласился.

— Еще бы! Будь я на месте графа, поступил бы точно так же. Вы вели себя в ресторане просто по-свински.

Зарубин побледнел.

— Без эмоций, Зиновий Павлович, давайте без эмоций. Я ведь пришел к вам отнюдь не для того, чтобы вы читали мне нотации.

— Да уж какие там нотации, — махнул рукой Сабуров. — Короче, вы хотите, чтобы я был вашим секундантом?

— Был бы вам весьма признателен, — поклонился Зарубин.

— Ну что ж… Однако где мы найдем второго? Огласка вам нежелательна, следовательно, на знакомых рассчитывать не приходится.

Зарубин задумался.

— И все-таки на одного из них я надеюсь. Человек этот — журналист, но порядочен и лишен предрассудков.

Сабуров промолчал.

— Да-да, я понимаю вас, — пробормотал Зарубин, — сама дуэль в известном смысле анахронизм и предрассудок. Но ведь не мог же я, черт возьми, отказаться!..

Сабуров кивнул. Помедлив, Зарубин продолжал:

— Фамилия этого человека — Крайнев. Владимир Кириллович. Мы познакомились с ним в прошлом году на одном из приемов у генерала Орловского. Острый, иронический ум, золотая голова. Да его хорошо знают в Петербурге!.. Вторично мы встречались с ним под Делиградом. Думаю, что он не откажется.

— Это еще как сказать, — покачал головой Сабуров.

— Нет-нет, — горячо возразил Зарубин. — Я бы вас очень просил, если это, конечно, не противу ваших правил, поехать сейчас вместе со мной к Крайневу и все решить разом.

Сабуров согласился, и через полчаса они уже поднимались на четвертый этаж большого кирпичного дома неподалеку от Варшавского вокзала.

Дверь им открыл мужчина в темном жилете, без сюртука и в распахнутой на груди рубахе. Неожиданное появление Зарубина с незнакомым человеком, видимо, шокировало его.

— Вот уж, ей-богу, не ждал. Милости прошу.

Сабуров представился.

— А вы все так же — холостяком! — воскликнул Зарубин, проходя вслед за хозяином в комнату, заваленную всяким бумажным хламом: подшивками старых газет, книгами и повсюду разбросанными рукописями.

— Так и живу, — как показалось Сабурову, с неохотой подтвердил Крайнев и предложил им сесть.

Хозяин комнаты произвел на Зиновия Павловича приятное впечатление. Сейчас, на свету, он мог внимательнее рассмотреть его: Владимир Кириллович был чуть-чуть полноват, но подвижен, у него было скуластое крестьянское лицо, обрамленное светлой бородкой, густые, спадающие на чистый лоб волосы и уверенные, большие руки. Особенно примечательны были его глаза: серые, с зеленоватыми искорками, постоянно меняющие свое выражение, — то задумчивые, то лукавые.