Кликуша

Прасковья подошла к окну и лицо ее засветилось счастьем. По дороге к их дому шел Алексей со всей своей родней. Подружки Прасковьи, поджидающие сватов во дворе, оживились, щеки их раскраснелись. Жених был так красив, так высок и строен, что и у самой Прасковьи сердце забилось в груди отчаянно и сильно. Она судорожно вздохнула и прижала руки к груди.

– Помни, Прося, о чем мы сговорились. Не волнуйся, не переживай. А если все же почувствуешь, что припадок начинается, беги из дома как можно скорее.

Прасковья обернулась к матери и кивнула.

– Я помню, мам, – тихо сказала она.

– Алексей не должен пока что знать о том, что ты кликуша, – Зоя вздохнула и поцеловала дочь в лоб, – береги себя, моя доченька.

Прасковья обняла мать и почувствовала, что сама дрожит от волнения.

– Все будет хорошо, Просенька! Все будет хорошо, милая.

– Да, мамочка, – прошептала Прасковья.

Она села на табуретку, поставленную посреди кухни, расправила на груди складки светлого платья и закрыла глаза в ожидании.

***

Замужняя жизнь закрутила-завертела Прасковью в водовороте хлопот, дел и новых обязанностей. Поначалу она очень боялась, что припадок случится с ней в самый неподходящий момент, но дни шли за днями, а припадки больше не повторялись. В конце концов, Прасковья перестала думать о них и всецело сосредоточилась на своей новой роли – жены.

После свадьбы молодожены поселились в родовом доме Алексея. Свекр был ласков и добр с молодой невесткой, а вот свекровь, Акулина, – наоборот. С самого первого дня она изводила Прасковью своими придирками и многочисленными советами. Прасковья сначала молча глотала обиды, не смея перечить хозяйке дома, но потом каждый укор в ее адрес стал больно ранить ее, и однажды она не выдержала, резко огрызнулась на Акулину, когда та пробубнила ей под руку, что она, неумеха такая, неправильно щи варит.

– Что же вы, маменька, все пилите меня! Я не тонкая осинка, не сломлюсь! Вот как настрою Алексея против вас, будете знать, как пилить!

Женщина несколько мгновений молча смотрела на невестку, широко раскрыв от удивления глаза, а потом замахнулась и ударила ее ладонью по щеке. Прасковья вскрикнула от звонкого удара, прижала руку к покрасневшему лицу.

– Посмеешь ли еще дерзить мне, мерзавка? – прошипела Акулина на ухо Прасковье, – в своем доме будешь так себя вести. А в моем доме лучше молчи! Я тут хозяйка!

– Меня мама не била никогда! – обиженно воскликнула Прасковья.

– И зря!

Акулина страшно выпучила глаза, покраснела от ярости и вышла из кухни, задрав нос кверху.

– Коза старая! – зло прошептала Прасковья, оставшись одна.

Вечером, когда они с Алексеем уединись в своей спальне, Прасковья задернула шторку, отделяющую их комнату, и легла в постель рядом с мужем. Алексей притянул ее к себе и стал страстно целовать.

– Поверить не могу, что ты моя жена, Прося! Большего счастья нельзя и представить! – прошептал он.

Прасковья отстранилась от него и нахмурилась.

– Давай сегодня просто ляжем спать, – сказала она.

– Что с тобой, душенька моя? Что случилось? – с беспокойством спросил Алексей, целуя молодую жену.

– Меня мама твоя не любит, Алеша, – грустно вздохнула Прасковья, – я и так, и эдак стараюсь перед ней, но она все только ругает меня. Тяжело мне в вашем доме жить. Как будто камень у меня на плечах постоянно лежит, и тянет он меня книзу. Тянет и тянет.

Алексей погладил Прасковью по голове.

– Мама у меня строгая, властная, это да… Ты потерпи, любимая. Вот ребеночка родим, она и отстанет от тебя, будет с внуком нянчиться. А там, глядишь, мы с отцом уж и дом для нас построим.

– Скорей бы… – грустно вздохнула Прасковья.

– Скоро-скоро, голубушка моя. Скоро-скоро все будет…

Потом Алексей, шепча Прасковье на ухо любовные глупости, задрал кверху ее ночнушку и, тяжело дыша, накрыл ее своим телом. А Прасковья тоскливо смотрела через его плечо в белеющий потолок и ждала, когда Алексей обмякнет и уснет, положив руки ей на грудь. Даже любовные услады ей были теперь не в радость. Она знала, что первое, что выскажет ей с утра свекровь, будет то, что они слишком громко скрипели кроватью ночью…

***

Зоя возвращалась с работы домой, кутаясь в цветастый платок. Ветер на улице усилился и пробирал до самых костей. Зайдя в дом, она поежилась и, наклонившись к печи, принялась бросать в нее поленья.

– Бррр… Холодно, будто осень уже! – тихо сказала она.

Увидев стоящую в дверях Прасковью, Зоя подпрыгнула от неожиданности.

– Просенька? Напугала до смерти! – воскликнула она с улыбкой, – Ты мамку решила навестить? Сейчас, милая, я печь растоплю да присяду с тобой.

Прасковья прошла в кухню и тоже поежилась от холода. Плеснув в чайник воды из ведра, она поставила его на плиту и присела на лавку. Пока мать суетилась у печи, Прасковья молча смотрела на нее и на губах у нее играла легкая улыбка.

– Как твое здоровье, доченька? Я за тебя каждую ночь молюсь, – сказала Зоя.

Подойдя к дочери, она погладила ее по голове и звонко поцеловала в лоб.

– Все у меня хорошо, мамочка! На здоровье, слава богу, не жалуюсь, – ответила Прасковья.

– Акулинка как? Все на тебя, поди, зубы точит?