– Ага, готова сожрать меня с потрохами моя свекровушка, – усмехнулась Прасковья.
Зоя покачала головой.
– Ох, доченька, как и помочь-то тебе – не знаю! Свеквровки, они такие! У меня еще хуже была – била меня, как сидорову козу. Представляешь?
Зоя засмеялась, но ее смех тут же стих. Внимательный взгляд дочери заставил ее насторожиться.
– Мам, – тихо произнесла Прасковья, – я не просто так к тебе пришла. Я тебе весть принесла.
Зоя отошла от печи и повернулась к дочери.
– Говори, Просенька, что за весть?
Прасковья подошла к матери, обняла ее и положила голову ей на плечо.
– В положении я, мам! – прошептала она.
Зоя удивленно вскинула брови, прижала ладонь к губам.
– Услышал Господь мои молитвы! Просенька, умница моя! – проговорила она, крепко обняв дочь в ответ, – значит, я скоро бабушкой стану? Ох, даже не верится!
– Я стану матерью, а ты – бабушкой! – радостно ответила Прасковья, – а еще роды должны избавить меня… сама знаешь от чего.
Зоя закивала головой.
– Конечно, избавят, Прося, даже не сомневайся! Избавят, как пить дать! Все будет хорошо. Ой, какая весть-то радостная!
Когда Прасковья ушла домой, Зоя села за стол и задумалась. Счастливая улыбка сошла с ее губ, и лицо женщины потемнело, стало мрачным. Дурное предчувствие всколыхнуло ее душу и осело внутри неприятным холодком. А что, если… Зоя потрясла головой, отгоняя от себя дурные мысли. Но смутное, нехорошее предчувствие нет-нет, да и возвращалось к ней снова.
***
Прасковья сидела на лавке и, отложив в сторону рукоделие, гладила руками свой круглый, полный живот.
– Скоро свидимся с тобой, кровиночка моя. Если родишься мальчиком, то Егором тебя назову, а если девочкой, то Евдокией.
Ребенок в ответ пнул Прасковью крошечными ножками под ребра. Ему уже было тесно в материнской утробе, но до родов было еще несколько недель. Беременность Прасковьи проходила легко, ничто ее не беспокоило, и она была счастлива, как никогда.
Свекровь, узнав о том, что скоро на свет появится долгожданный внук, умерила свой пыл и перестала придираться к молодой невестке, чему Прасковья была несказанно рада. Все пребывали в радостном ожидании, и только Зоя была сама не своя. Ей снились кошмары, она не находила себе места от волнения. Чем ближе были роды, тем сильнее она переживала, но дочери этого не показывала. Зачем ее тревожить раньше времени? Припадков нет, и то хорошо.
Зоя вошла в комнату дочери как раз, когда та вслух примеряла имена для ребенка.
– Евдокия? Хорошее имя, мне нравится! А с родителями Алексея вы сговорились насчет имени? – спросила Зоя.
– Нет, свекровь все равно мой выбор не одобрит, – вздохнула Прасковья, – а я считаю, что матери виднее, как ребенка называть.
– Ну, родится, там разберетесь! Чего заранее придумывать?
Зоя села на лавку рядом с дочерью и осторожно приложила к животу свою ладонь.
– Пинается! – с улыбкой сказала она, глядя на дочь.
– Иногда так под ребра дает, что ни продохнуть! – засмеялась Прасковья.
Какое-то время женщины сидели молча, а потом Прасковья тихо прошептала матери.
– Мам, мне иногда так страшно становится. Вдруг в родах что-то не так пойдет? Вдруг я умру? Вон, в прошлом году Катерина, соседка, в родах умерла. А ведь здоровая, крепкая была девка.
– Не помрешь, Прося. Все будет хорошо, – ответила Зоя, проглотив ком, подступивший к горлу.
– Все равно страшно до жути! Страшно и одновременно радостно, вот как.
– Это потому что ты сейчас как бы стоишь перед закрытой калиткой. И не знаешь, что за жизнь тебя ждет, когда эта калитка откроется. Рождение ребенка многое меняет, новая жизнь за этой «калиткой» открывается. Вот и боязно тебе, доченька.
Зоя сама удивилась, как так у нее вышло складно сказать. Обычно, она не мастерица была говорить. Но Прасковья как будто и правда успокоилась после ее слов.
– Заболтала ты меня, дочка. А я ведь не болтать пришла, приданое для ребеночка принесла, – спохватившись, затараторила Зоя, – нашила, навязала ему навырост. Пусть лежит.
Зоя протянула Прасковье куль с вещами для младенца, та прижала его к груди, улыбнулась.
– Спасибо тебе, мамочка, за все. Успокоила ты меня.
У Зои защемило сердце. Она улыбнулась дочери через силу, и улыбка ее вышла вымученной и кривой.
***
Той же ночью Прасковья проснулась от резкой боли в животе. Она села на кровати, испуганно прислушиваясь к собственным ощущениям.
– Что, Прося, началось поди? – сонно спросил Алексей.
– Спи, Алеша, рано еще. Просто живот тянет, – успокоила его Прасковья.
Она посмотрела в окно, за которым лил весенний дождь и попыталась представить, что ребенок родится сегодня. Они еще и колыбель-то не подвесили.
– Нет-нет. Повитуха говорила, что еще недели три ждать, – прошептала Прасковья себе под нос.
Но потом новая волна боли нахлынула на нее, и она, сжав зубы, тихо застонала, согнувшись, насколько позволил большой живот.
– Неужели и вправду уже началось? – взволнованно прошептала Прасковья.