Клим Ворошилов. Первый Маршал страны Советов. Друг Сталина, враг Хрущёва

На «плохо выезженных лошадях» — это их что, лошади еще по пути и с себя сбрасывали? Расстояние было всего 20 километров, это не для кавалериста даже, для девчонки, которая в наши дни в парке детишек на пони катает — тьфу! Пустяк. Но эти «военные», разжиревшие и потерявшие всякую физическую форму, даже задницы себе о седла умудрились сбить. Только не надо про то, что век моторов и не обязаны генералы уметь скакать верхом на кобылах. Обязаны были. Еще несколько лет назад у этих генералов лошадь была почти единственным средством транспорта. А шла война, на войне все бывает, не всегда можно к переднему краю проехать на машине там, где конь легко пройдет. Но, как видим, на переднем крае они бывали только когда к ним представитель Ставки приезжал. И правильно, больше Ворошилов верхом со штабными не ездил. Не с кем было ездить, им в медсанбатах полужопия зеленкой мазали, тут уже не до скачек.

И жил Климент Ефремович, кажется, все время подготовки операции в землянке, если судить по таким высказываниям Штеменко: «И.Е. Петров целыми днями, а порой и ночами пропадал в войсках. Только под Новый год он вернулся раньше обычного и пригласил нас к себе в домик на ужин… В тот день (в день высадки десанта. — Авт.) вражеская артиллерия буквально неистовствовала. К вечеру, когда мы находились у Петрова, ею была разрушена и землянка Климента Ефремовича, при этом погиб стоявший у входа часовой».

Даже из того, что Сергей Матвеевич написал, видно, что Климент Ефремович торчал в порядках войск, которым предстояло выполнить главную роль в предстоящей операции, а командующий Приморской армией прятался от него «в войсках».

Ворошилов же упорно его вытягивал на передний край: «Зимние дни вообще коротки, а 9 января, всецело поглощенные последними приготовлениями к операции, мы даже не заметили, как стемнело. До нанесения удара по противнику оставалось еще много времени. Посадка десанта должна была начаться в 20 часов. Но нетерпение взяло верх.

— Идемте на наблюдательный пункт, предложил К.Е. Ворошилов. Наблюдательный пункт И.Е. Петрова располагался примерно в 2 километрах от переднего края, на высоком обрыве у самого Азовского моря».

Осознаете, какую ненависть к Клименту Ефремовичу испытывали такие «военные», как Петров и Штеменко? Мало того, что живет в землянке, а не в своем вагоне с библиотекой, так еще и торчит у немцев под носом, наблюдая в стереотрубу, как наши войска оборону прогрызают, руководя ими. А вокруг снаряды рвутся. Так ведь еще и убить могут на войне!

Командующий Приморской армией Петров и допрыгался. Штеменко снятие Петрова представил так, что это Ставка сделала помимо Климента Ефремовича, не поставив его в известность. Враль. Начал он врать с того, что придумал, будто Ворошилов был послан помогать Петрову. На самом деле представитель Ставки координировал действия фронтов и соединений, а не нянькой за командармами ходил. И когда Приморская армия завязла под Керчью, несмотря на указания Ставки город штурмом не брать, обойти, терпение Ставки закончилось. Петрова сняли с командования, с погон у него сдуло одну звезду, стал он из генерала армии генерал-полковником. Вместо его назначили Еременко.

А на Климента Ефремовича И.В. Сталин подписал 2 февраля наградной к ордену Суворова i-й степени. Это была на тот момент высшая награда для полководца. Сталин имел представление, кто там операцию по высадке десанта, захвату плацдармов и выводу Приморской армии на оперативный простор провел, а кто в это время «в войсках» прятался.

После смены командующего, до самого освобождения Крыма, Ворошилов вместе с Василевским там продолжал находиться. Никто его менять и не думал.

Штеменку же обидели. Сначала, как он пишет, Сталин придрался к протоколу, который по настоянию Ворошилова подписали все участники совещания по отработке взаимодействия армии и флота:

«Когда речь пошла о делах в Приморской армии, Верховный вспомнил наш протокол с десятью подписями:

— Колхоз какой-то. Вы там не голосовали случайно?.. Ворошилову такое можно еще простить — он не штабник, а вы-то обязаны знать порядок. Затем, обращаясь уже к Антонову, кивнул в мою сторону: — Надо его как-то наказать за это».

На слове «колхоз» прокололся Штеменко. Не сталинское это выражение. Никогда Иосиф Виссарионович слово «колхоз» в уничижительном смысле не использовал и не мог использовать, это было его любимым детищем, а не поводом для стёба. Вот штабные «военные» так говорили. И не мог Сталин говорить, что Ворошилов о культуре оформления штабных документов не в курсе. Климент Ефремович 15 лет наркомом обороны был, он этих документов видел побольше всяких штабных, он сам их формы утверждал.

Потом еще и наградой его обошли: «В мае, после освобождения Крыма, многие из участников операции были награждены. При этом И.В. Сталин опять вспомнил наш злополучный протокол. Обнаружив в списках представленных к наградам мою фамилию, он сказал А.И. Антонову:

— Награду Штеменко снизим на одну ступень, чтобы знал наперед, как правильно подписывать документы.

И синим карандашом сделал жирную пометку».