Клин клином

Фотографии сменяли друг друга: на одной Денис видел внутренний дворик какого-то музея, видел башенки и беседки; на другой – мерцающие чаши фонтанов и аккуратный сад со скамейками; на следующей – целое озеро с величественным особняком на берегу. И все эти места Мурат не забывал подписывать: «Łazienki Królewskie», «Римский театр», «Обсерватория», «Оранжерея»…

Время от времени выдержка подводила Дениса, и он возвращался к соцсетям Котова, к его слегка повзрослевшему, такому же красивому лицу, к его редким постам, к рисункам, различным аппликациям и зарисовкам, которые хранились в актуальном без подписей… возвращался и долго думал о том, к чему по итогу все пришло.

Сейчас в жизни Мурата больше нет места их общему прошлому, должно быть, и скучать ему нет ни времени, ни прока. Денис не сомневается, что и личная жизнь Котова не стоит на месте, ведь девушки очень любят таких красивых с виду холодных парней, и, вероятно, он уже нашел ту, которая ему подходит.

На такие мысли его натолкнул один смущающий эпизод, случившийся на следующий новый год. Денис взял волю в кулак и осмелился позвонить Мурату в праздничную ночь, однако на том конце неожиданно ответил высокий женский голос:

– Ох, простите, Мурат сейчас немного занят… да? – Он слышал какие-то шумы вперемешку с заглушенными разговорами, должно быть празднование было в самом разгаре, затем слух слегка застопорился от быстрой иностранной речи: – Drogi bracie, gdzie jesteś? Тебя к телефону! Szybciej!

Это обескуражило Дениса достаточно, так что он не стал дожидаться, отключился, сказав, что перезвонит позже. Само собой, соврав. После услышанного это не имело смысла, и то, что Мурат не перезвонил сам, подтверждало, что ему не было никакого дела.

Раздается щелкающий звук – это Светлана Николаевна открывает выдвижной ящик стола и достает сухие салфетки. Он не сразу понимает, что все это время беззвучно плачет. Светлана Николаевна реагирует на его тяжелое молчание аккуратно:

– Мне кажется, твоя поездка будет хорошей проверкой на стойкость, как ты думаешь?

Денис кивает и, вытерев глаза, вновь отпивает воды. В кабинете невыносимо душно. В горле появляется неясное чувство тревожности вперемешку с нетерпением, словно в Ручейном обещает что-то произойти. Он успокаивает себя тем, что это его лето последнее такое свободное, оттого и страшно. Сразу после защиты диплома он сошелся с отцом на том, что осенью уйдет в армию, а после нее начнет стажироваться по специальности, а это значит, что игре на гитаре и фотографированию много времени уже не уделить.

– Думаю, ма расстроится, когда я скажу ей, что в субботу уезжаю. Это ведь ее день.

Первые полгода жизни с Юркой Денис совсем не заявлялся домой. Мама названивала ему почти каждый день, и это так ему надоедало, что временами он не сдерживался и отрубал телефон полностью. После таких моментов мама умоляла его не лишать ее этих скудных крох общения, просила приезжать хотя бы на выходные, раз он уже все для себя решил. В конце концов так и договорились, и с того раза Денис навещает ее и отца без пропусков.

– Она же все еще ходит к вам? – Он поднимает на Светлану Николаевну усталый взгляд. – Я не могу судить о ее состоянии из редких встреч с ней, но мне кажется, ей стало получше, чем в прошлом году.

Однако Светлана Николаевна игнорирует его вопрос, она говорит:

– Твоя мама непростой человек, но я слышу в твоем голосе облегчение.

Шум вентилятора будто становится громче, но духота все равно мучит, и пот копится над губой соленый и теплый.

– Да. – Денис стирает его кулаком. – Но мне все еще трудно осознать, что я больше не ненавижу ее. Помните, как я говорил, что не хочу ее видеть? Мне все еще стыдно за это. Я не сказал бы, что простил до конца, ведь, если бы не ее скрытничество, кто знает, может, сейчас я был бы полностью здоровым. Но я вел себя так незрело с ней, так жестоко… она столько лет жила с этой болью, а я только хуже сделал. Я прочел много литературы про послеродовую депрессию, теперь я немного понимаю, что мама чувствовала.

– Если бы у тебя была возможность, ты поменял бы что-нибудь?

Он подумает над этим вопросом несколько мгновений, затем невесело усмехается.

– Знаете, эта «другая возможность» то же самое, что уловки моего сознания, о которых вы говорили раньше. Конечно, в другой жизни я бы не сказал стольких обидных слов собственной матери, но я живу этой жизнью, и за моей спиной куча неправильных решений… Подправить их невозможно, мне остается только не нахватать новых. Мечтами о других возможностях грешил девятнадцатилетний Царев Денис. – Он останавливается и, не дрогнув ни единым мускулом, врет: – Я больше не он.

* * *

Дверь открывается наружу, и улица дышит в лицо июньской жарой. Сеанс закончился, Денис ощущает себя все также нагружено, но мысли наконец выстроились в нужном направлении.

Гудки в телефоне тянутся слишком долго, и чудится, что, если прямо сейчас, в эту же секунду, ему не ответят, смелость, с которой он решился на поездку, лопнет как мыльный пузырь. Но как хорошо, что этого не происходит.