Клин клином

– Если бы не Слава… Да, я рад, что он в свое время решил помочь мне, но спасибо сказать до сих пор трушу. Только ему не говори.

– Не скажу, как и всегда. Знаешь, чего я боюсь?

– Сашку, когда она узнает, с кем будет ночевать сегодня в комнате?

– Нет. То есть да, но я про другое. Вот представь, приезжаю я на следующий год сюда, а от тебя прежнего – одно имя осталось. Передо мной будет сломанный одиночеством человек, отвергающий любую помощь. Понимаешь, о чем я говорю?

– Я не… – Мурат слышит едва промелькнувший укор в голосе друга и тупит взгляд. – Я постараюсь почаще приходить к вам. Но приходить без причины… к этому сложно привыкнуть после всего, что было.

– Перестань отталкивать всех от себя. Да, люди – «хэ» на блюде, но и хороших полно. Хоть кому-то шанс дай. Чем крепче связь, тем сильнее отдача.

– А если опять ошибусь? Что тогда? – Этот вопрос к Смирновым, с которыми Мурат только-только начинает строить доверие с нуля, не относится. Становится страшно, вдруг Толик потребует конкретики, а Мурат категорически не хочет произносить имя внука Риммы Аркадьевны.

– Не зацикливайся на этом. К чему переживать, если ты еще не ошибся? Эти каникулы такие же короткие, как все прошлые. Помни об этом. – Верно. Моргнешь, и лето пролетит, а вместе с ним и мизерные шансы на перемены. Толик и Слава уедут на учебу, и жизнь снова превратится в бесконечный день сурка. – Зато в этом есть и положительная сторона. Пегов уедет этим летом.

А ведь точно, этот год у него последний. Мурат, настолько погруженный в свои заботы, совсем забыл о скором поступлении Кирилла.

– Не думаю, что Пыга останется здесь после выпуска.

Да, сомнительно. Совершенно точно эти двое покинут деревню вместе. Старые раны и ушибы будто снова ноют при одном лишь упоминании Пыги. Этот моральный урод редко разгуливает по улицам днем, так что слава богу, что с ним Мурат уже давно не пересекается.

Толя между тем продолжает:

– Его родоки, конечно, еще более конченные, чем он сам, но не настолько, чтобы лишать его образования. Он же не донимает тебя больше?

– Ко мне не лезут. Но если появится хотя бы намек, что кто-то кроме меня знает… мне будет одна дорога.

Если Мурат попадет под 119-ю статью, Милана и мама останутся одни и совершенно точно пропадут. В деревне, где и без того ходят слухи, что сестру мама нагуляла на стороне, их вконец заклюют. В полиции никто разбираться не будет: с нерусскими у них разговор короткий.

– Извини, что я когда-то вынудил тебя рассказать мне все как есть. Сейчас бы ты не переживал об этом. Но послушай, Пегов не станет так подставляться. Полиция начнет копать и под него тоже.

Это единственное, что успокаивает, и единственное, что препятствует Кириллу подать заявление в участок. Мурат сжимает пальцы на ногах и откидывается на спинку дивана, громко сглотнув. Славка и мама не в курсе его проблем с законом.

– Если я пойду на дно, – Мурат злобно усмехается, – то потяну тех двоих за собой. За себя я не боюсь, и в тебе я уверен. Кроме тебя и меня, никто ничего не знает и не узнает, если те сами не подставятся.

На крыльце кто-то устало бормочет, затем раздается тяжелый топот, и дверь отворяется, задребезжав стеклом. Толин отец сразу поднимается на второй этаж, на ходу снимая рабочую куртку, а Сашка заворачивает в туалет. Никто из них не обращает внимания на молчаливые фигуры в полутьме зала.

Когда спустя какое-то время Мурат возвращается в комнату, там пахнет бензином и смазкой. Источник запаха – одежда Саши, брошенная комом в корзину для грязного белья. Сама девчонка немало удивляется, обнаружив на соседней кровати не своего старшего брата, а его лучшего друга:

– Ты случайно дверью не ошибся?

– Случайно не ошибся. Не ссы, подглядывать не буду. Там и глядеть не на что.

Если бы сестра Толи привлекала его в том плане, в каком привлекает Славку, он бы ни за что не согласился ночевать с ней рядом. Ребята, с которыми она гоняет мяч, воспринимают ее как свою, то есть девушку в ней не видят. Если вдруг случится, что кто-то вздумает некрасиво клеиться к ней, она двинет так, что у нерадивого еще долго будет болеть между ног.

Сашка хохочет, сверкая брекетами во рту, и кидает в Мурата подушку через проем между стеной и шифоньером.

– Ну ты и су…

– Супа захотела? – Тот возвращает подушку прицельным ударом. – А за луком сходила?

Она взъерошивает свои короткие волосы и ложится на кровать, закинув ноги на стену. В ее руках бульварная книжка в розовой обложке. Мурат не упускает возможности добавить:

– Это что, женский роман? С каких пор тебя тянет на розовые сопли?

– С каких пор тебя это волнует? Вообще, это не роман, а научпоп. Видишь, розовое – не всегда женское. Раз пришел, не мешай.

– А синее – не всегда мужское, по твоей логике?

Саша поворачивает лицо в его сторону:

– Это не моя логика. Если у человека широкие взгляды, он не будет делить мир на розовое и синее. Это глупо и скучно. Ведь есть столько замечательных оттенков: красных, зеленых, оранжевых. Понимаешь, о чем я?

– Нет. Мы же говорили про мужское и женское. При чем тут другие цвета?