Клин клином

Они целовались и грубо, и нежно, и сладко, и горько. В один момент Денису показалось, что и слишком громко тоже. Закралось опасение, что их слышат даже на кухне. Мурат, словно прочитав его мысли, включил воду, но Денис позже выкрутил кран обратно, потому что плеск и звуки стока без причины нервировали. Он догадывался, что Мурат целует его не потому, что любит так же сильно, скорее, ему нравились ощущения, перед отъездом он хотел всего и сразу, потому и не стеснялся больше, трогал там, где Денис был не против. Возможно, это выглядело потребительски, но как-то плевать – здесь и сейчас им хорошо, а остальное – детали, думать о которых не стоило. Губы Мурата припухли, налились сочным алым, его дыхание сбилось, но слишком драгоценно время, чтобы тратить его на передышку.

Когда они вдоволь нацеловались и Мурат уселся на бортик ванны весь растрепанный и смешной, Денис, еще толком не остыв, сказал:

– Мы встретимся.

Котов угрюмо уперся взглядом куда-то в ноги.

– Я не знаю.

– Нет, это не вопрос. – Денис поднял его лицо за подбородок и мягко грустно улыбнулся. – Я знаю.

– Хорошо. А знаешь, когда?

Денис не мог даже прикинуть, но, слава богу, ему и не пришлось – ручка двери дернулась, отчего тихая нежность между ними вздрогнула и испарилась. Затем раздался требовательный стук, и Денис зычно крикнул: «Занято!»

– А ты скоро? – В голосе Толика слышалось отчаяние.

– Можешь подождать? Я тут, походу, ломик проглотил.

Мурат спрятал лицо в ладонях в беззвучном хохоте. За дверью очень громко рассмеялся Слава. Толик пока не спешил уходить.

– А Мурат где? – спросил он.

Денис поймал на себе блестящий, полный немого одобрения взгляд и соврал:

– На улице, наверное.

* * *

В комнате раздаются голодные звуки глотания. Толик выдувает бутылку воды за три подхода. Похоже, бражка отпустила его. Выглядит он сейчас заметно погасшим, глаза подернуты сонливостью. Денис надеется, что прямо сейчас Толик скажет, что ему необходимо напиться своим смузи и лечь спать, и потому разговор продолжится в другой день. Разумеется, в этот день Денис найдет тысячу и одну причину не выходить из дома.

Но Толик упрямо не собирался ничего подобного говорить. Слава нарушает тишину первым:

– Окей. Допустим, Мурата не было на улице. Какое это отношение имеет ко всему… Я даже не знаю, о чем мы тут вообще говорим.

Денис, поймав готовность Толика все подробно Славе объяснить, моментально срывается с места. Толик, несмотря на похмельную леность, оперативно загораживает ему дверь. Лицо Дениса, искаженное в страхе, должно быть, его пугает, потому что смотрит Толик виновато, хмурится, будто подбирает, что сказать помягче. Однако его потуг хватает только на слабое примирительное блеяние:

– Не нужно так нервничать. Ничего плохого не произойдет, правда. Слава не съест тебя, обещаю.

Славке это, видимо, настолько проедает плешь, что он вскакивает с компьютерного кресла и на грани вменяемости выпаливает:

– Да что не так-то?!

4

– Все не так! – Голос Кирилла из-за простуды хриплый. – Он шел на дно, ты понимаешь? Если бы не я, он бы утонул.

– Ловко ты тапки на ходу меняешь, красотка. – Илья отвечает бесцветно, потому что на этот разговор ему плевать, как и на Царева, которого он чуть не отправил на тот свет. – Ты же сам хотел, чтобы я с ним разобрался.

– Ты больной? Разобраться – не значит скинуть с обрыва.

Илья дергает губой, давая понять, что не пропустил эту дерзость мимо ушей и он поставит Кирилла на место. Но, видимо, в другой раз, потому что сейчас у него настроение молча терпеть, как бы Кирилл его ни хаял. Чем вызвано это настроение – остается только догадываться. Илья смотрит вдумчиво, будто и без посторонних понимает, что переборщил. Точно так же он смотрел на Кирилла в больнице, когда два года назад попал туда с тяжелым отравлением.

– Я уже слышал это. Ты повторяешься.

Подмечает он верно. Этот разговор у них уже был. Но там, на барже, они ничего толком не обсудили, потому что Кириллу, холодному и мокрому, как мышь, до чесотки хотелось отвести душу и Илью избить до кровавых соплей. По правде говоря, это желание все еще с ним. Врезать бы пару раз, пусть и не за весь трындец, что Илья устроил, но хотя бы за то, что ко всему равнодушен, за то, что приполз в комнату и полез лапать так, будто все отлично и им не грозит опасность быть раскрытыми.

– Я хотя бы повторяюсь. А что делаешь ты? Ты вообще осознаешь, что твоими стараниями мы теперь в жопе полной?

Кирилл говорит это без особого энтузиазма, по-простудному лениво, не надеясь на успех, но, похоже, Илье этот вечер все же встает костью в горле.

– Блядь! – слышится долгожданная агрессия. – Вспомни, что ты сказал, когда закатил мне истерику? Что сам разберешься во всем! Ну че, трепло, разобрался?

Кирилл кровожадно улыбается: ругань Ильи – услада для ушей. Ответ, приготовленный заранее, наконец дождался своего часа:

– Если хочешь знать: во всем виноват только ты и твой микроскопический член, который на меня встает еще со средней школы.