Клин клином

Надежда, подумав с минуту, села, но не на стул, а на диван и положила ногу на ногу. Затем скрестила руки на груди. Весь ее вид выражал нетерпение и с трудом сдерживаемое негодование.

– Видите ли… – распевно начал свое повествование потомок Корша, и девушка снова услышала, как удобно расположен дом ее тетки Нилы, каким спросом пользуются нынче предметы русской и российской старины и прочее, и прочее…

– Это не то, что я хотела бы от вас услышать, и вы это прекрасно понимаете, – резко оборвала его Надежда.

В этот момент Владимир вскочил и, ни на кого не глядя, отчеканил:

– Мы собирались прибрать твой дом к рукам, открыть в нем лавочку той самой старины, о которой ты слышала, а верхний этаж использовать как жилой в летнее время года. Творить, так сказать, на пленэре…

– Но мы же даже не подозревали о твоем существовании как наследницы, – счел нужным пояснить Богдаша, совладавший наконец с привиденческим прикидом и принявший свой обычный растрепанный вид. – Знали только, что проживает в Москве некая племянница, которая в Коврюжинск последние годы и носа не кажет.

– Поэтому и решили от меня избавиться, как только я неожиданно появилась. Избавиться, если не в прямом, то в переносном смысле. – Надежда повернулась к Владимиру. – Что же ты так сплоховал? – вдруг участливо спросила она, качая головой.

– О чем это ты? – произнес он, подняв на нее недоуменный взгляд.

– Не поддержал товарищей в их начинании. Попытался разубедить меня, что не было никакого привидения той ночью, на чердаке. Что все мне примерещилось. Или… или так было задумано с самого начала: я пугаюсь до полусмерти, а ты приходишь мне на выручку в трудную минуту. Этакий бесстрашный герой. Так или нет?

– Нет, не так. Совсем не так. Для меня самого…

– А я думаю, что так. Может, даже ты готов был меня… «охмурить»? – Все трое вздрогнули, услышав последнее слово, а Надежда продолжила, гораздо тише и медленнее, чем прежде, словно размышляя: – А что, это идея. Из влюбленной дурочки можно веревки вить. Что там дом, может, она и саму себя будет готова отдать…

И столько в ее тоне прозвучало безысходности и тоски, что Владимир чуть было не взвыл. Но она подняла на него неожиданно успокоенный взгляд и сказала:

– Однако ведь этого не случилось, и то хорошо, – и подумала: «Нет, все-таки я оказалась в нужном месте и в нужное время, а то, кто знает, что могло бы случиться уже завтра?»

Затем она не спеша поднялась с дивана и вышла из комнаты, напоследок бросив:

– Счастливо оставаться, ребята. А вас и правда природа творческой фантазией и сообразительностью не обделила.

Владимир выскочил из комнаты буквально секунду спустя. Но его приятели не могли бы поручиться, куда он направился. Скорее даже склонны были предположить, что куда угодно, только не за Надеждой.

А на следующее утро девушка исчезла. Каким образом и когда – осталось загадкой для всех троих. Вроде бы никаких подозрительных звуков никто из них после ухода Надежды из проходной комнаты не слышал.

Она же, поднявшись к себе, неподвижно простояла какое-то время перед портретом. Ни дум в голове, ни переживаний в сердце, только монотонный шум в ушах. Но почему-то стало чуть легче, словно она нашла сочувствие в родственной душе. Вздохнув, Надежда перевела взгляд на лежащий на столике медальон и провела по нему кончиками пальцев. И тут неожиданно возникло желание как можно скорее уйти, все равно куда, только бы покинуть эти стены, где с ней чуть было не обошлись так жестоко.

То, что это ее собственный дом, правда так и не оформленный пока надлежащим образом, сейчас не играло роли. Главное – обдумать ситуацию, разложить все по полочкам, чтобы после не ругать себя за необдуманные поступки, за не к месту сорвавшиеся с языка слова. А для этого нужна была некая отстраненность, временная и пространственная дистанция.

Быстро покидав в сумку кое-какие вещи и проверив, на месте ли документы и деньги, Надежда на цыпочках спустилась вниз и через дверь, ведущую в сад, вышла из дому. Уйти, не поставив никого в известность, раствориться бесследно в ночи показалось ей мелодраматичным и не соответствующим духу нашего прагматичного времени. Но и общаться с троицей приятелей тоже не хотелось, даже при помощи записки.

Уличные фонари здесь, на окраине города, горели через один, а то и реже, но ночь выдалась лунная, и девушка уже скоро стояла на пороге дома Марии Семеновны, о существовании которой Надеждины квартиранты были хорошо осведомлены. Там уже ложились спать, и открывать по причине позднего времени и всеобщей подозрительности отправился зять старшей хозяйки дома Павел.

– Привет. Забыла у нас что-нибудь? – спросил удивленный Паша.

Надежда отрицательно мотнула головой:

– Нет. Просто… просто мне надо срочно уехать в Москву, вот я и решила предупредить вас об этом.

– А что же не своих постояльцев? – поинтересовался Паша.

– Ну, они уже вроде как легли спать. Было неловко тревожить.

Паша как-то недоверчиво хмыкнул и снова спросил:

– Хочешь, чтобы я Марию Семеновну позвал, или тебе Анюта нужна?