Клиника «Амнезия»

— Лорена Боббит, — ответил мой друг. — Та самая, которая мужикам отрезала концы. Тут надо вести себя чрезвычайно осторожно.

— Спасибо за совет, — поблагодарил Пиф.

Дороги Букая представляли собой проложенные в бурой грязи автомобильные колеи. По ним разъезжали американские грузовики довоенной сборки и ветхие мотоциклы. Все мыслимые поверхности были испещрены политическими лозунгами. Они красовались на транспарантах, свисавших со стен домов с плоскими крышами, и — намалеванные баллончиками с краской — на самих стенах. Заявления носили дерзкий характер, граничащий с мелодраматическим пафосом: «Эквадор всегда был, есть и будет страной бассейна Амазонки», «Перу — Каин Латинской Америки». Я как-то позабыл, что чем дальше мы продвигались на юг, тем больше приближались к Перу и соответственно к театру военных действий. По улицам бродили солдаты в боевом камуфляже и бейсболках, с небрежно болтающимися на плече винтовками и пистолетами на поясе.

— Какое это имеет отношение к войне? — поинтересовался Пиф. После выкуренного косяка он говорил уже с ярко выраженным местным акцентом.

— А ты разве ничего не знаешь? — спросил Фабиан. — Ты, черт тебя побери, эквадорец, чувак.

— Меня долго здесь не было. Ты лучше просвети меня.

— Видишь ли, — начал Фабиан, — даже если ты веришь в то, что война настоящая — хотя на самом деле это не так, — ты все равно должен знать, что на одной трети нашей страны никто не живет, кроме горстки индейцев. Если бы ты отправился к ним и сказал, что теперь они перуанцы, а не эквадорцы, они ни черта бы не поняли, о чем ты говоришь. То есть если, конечно, тебе удалось бы что-то сказать после того, как они снесли бы тебе голову с плеч. — Фабиана явно пробило на красноречие, и слова текли из него мощным потоком. По всей видимости, травка вызвала в нем вкус к политической риторике. — Но есть и другая причина, — продолжил он. — Если нас лишить куска нашей родной Амазонии, нам станет не по себе. Мы не сможем почувствовать себя латиноамериканцами в полном смысле слова. А враги хотят лишить нас куска законной территории. Даже ты должен это понимать, или я не прав?

— Пожалуй, — согласился Пиф. — Типа того.

— Верно. Тут самое главное — амазонская гордость, — вступил в разговор я. — Это никоим образом не связано с месторождениями нефти в спорных пограничных районах.

Иногда очень полезно иметь такую серьезную и знающую мать, как моя.

— Я этого не слышал, — заявил Фабиан. — Предпочитаю в качестве главной причины амазонскую гордость. Мы в любом случае ни за что не примиримся с Перу. Мы вцепились друг другу в глотки еще во времена Хуаскара и Атахуальпы.

— Какое поэтическое объяснение!

— Да пошел ты!

Когда поезд остановился, Пиф подошел к Фабиану, чтобы попрощаться.

— Не будем обижаться друг на друга. Вот, бери. Я завтра улетаю в Чили и не могу взять это с собой, — сказал он.

И Пиф протянул Фабиану завернутый в газету пакет с «травкой». На него явно произвели впечатление размеры военного присутствия, и, так же как и я, он, видимо, решил, что шляться по городу с наркотиками опасно. А вот Фабиан явно об этом еще не задумывался.

— Спасибо, чувак, — поблагодарил он, засовывая пакет в рюкзак. — Очень мило с твоей стороны. Желаю тебе хорошо оттянуться в Чили. Еще раз извини за тот случай со стрелой.

— Думаешь, это действительно была любезность? — спросил я его, когда Пиф ушел. — Может, не стоит спускаться с поезда и отправляться в город с целым пакетом дури в рюкзаке?

— Солдатам на это наплевать. Если и стоит держаться от кого подальше, то от полиции. Кроме того, мы ведь с тобой не туристы. Легавые обычно устраивают облавы на тех, кто одет как этот твой новый друг, с которым мы только что распрощались, — ответил Фабиан. — И потом, такое случается чаще всего тогда, когда кто-то настучит им про парней, у которых есть «травка». Меня, признаться, так и подмывает заложить этого типа. Я многое отдал бы за то, чтобы увидеть выражение лица чертова янки, когда его возьмут за жопу местные легавые.

— Приятно знакомиться с новыми людьми, верно? — заметил я, когда мы с моим другом спустились с крыши вагона и зашагали в направлении к городу.

Было уже далеко за полдень. Мы с Фабианом по непролазной грязи пробирались к автобусной остановке. Мой друг шагал с присущей ему самоуверенностью, меня же с каждой минутой охватывало все большее беспокойство. Каждый солдат, которого мы встречали, смотрел на нас — как мне казалось — гораздо подозрительнее, чем предыдущий.

— Может, ты все-таки снимешь эту шляпу, чтобы не походить на туриста? — спросил я.

Фабиан продолжал едва ли не строевым шагом идти по улице. Лишь пробормотал что-то типа того, что нам-де никоим образом нельзя демонстрировать нерешительность, даже выбирая автобус, на котором мы поедем дальше. В конечном итоге мы сели в жуткого вида развалюху, судя по всему, выбранную моим спутником наугад. Букай и Пиф вскоре остались далеко позади.