С этими словами он принялся судорожно затягиваться, стараясь раскурить косяк. Хватило каждому на несколько затяжек. Мы сидели, прислонившись спиной к камням, передавали друг другу самокрутку и кашляли. После этого скрутили еще один косячок, и через какое-то время нам по-настоящему похорошело. Фабиан сидел на песке, закрыв глаза, прижавшись спиной к огромному камню. В безжалостном солнечном свете уходящего дня его лицо казалось отлитым из бронзы.
— Вон там. Позади нас, — медленно и негромко заговорил он. — Как ты думаешь, этот купол и есть то самое место?
Я уставился на воду, в которой, слепя глаза, отражалась идеальная копия солнца. Ажурная сетка пены на поверхности с шипением распадалась на массу мельчайших частичек.
— Я не знаю, Фабиан.
— Но ведь он может там находиться, разве не так? Как ты считаешь, может?
— Не знаю.
— Могу легко представить себе, какие там полы — кафельные, в черно-белую шахматную клетку. Повсюду сверкают хром и никель. А еще там непременно должны быть таблички с надписями, они постоянно напоминают пациентам об очень важных вещах. Вы пообедали. Сегодня вторник. Нашего президента зовут Сиксто Дюран Балпен. Мы живем во время войны.
— Послушай, я про эту клинику…
— Потом там есть таблички специально для каждого пациента, но они не в коридоре, а в палатах, — перебил он меня. — На них по идее фотографии, а не имена. Сопроводительные надписи могут быть примерно такого содержания: Вас нашли на пляже близ Салинаса, на вас была голубая косынка… Или что-то в этом роде.
— Фабиан, я про клинику.
— Что именно?
— Мне казалось, мы с тобой договорились не слишком увлекаться. Ты ведь понимаешь, что ее может не быть.
— Слушай, не ломай мне кайф. Я не утверждаю, а лишь предполагаю, что она в принципе может там находиться.
— Но ее может там и не быть.
— Верно. Только давай не будем выяснять это прямо сейчас, сию секунду. Подождем немного, когда настанет подходящее время. Тогда все и станет известно. Ведь приходится ждать несколько дней после покупки лотерейного билета? Проверить номера удастся лишь спустя какое-то время. Поэтому пару дней можно жить надеждой, что тебе повезло, что ты что-то выиграл. Верно я говорю?
— Я не играю в лотерею, — отрезал я.
Мы какое-то время сидели молча, вслушиваясь в монотонный рокот прибоя.
— Фабиан, послушай, — продолжил я. — Известно, твоя мать погибла в машине, сорвавшейся с горного склона, правильно я говорю? Согласись, это ведь вполне правдоподобная версия. Что бы мы с тобой ни говорили друг другу.
— Мне нетрудно поверить в то, что погиб отец, — немного помолчав, произнес Фабиан. — Я и сейчас отчетливо его себе представлю. К тому же мы его похоронили. Уже от этого мне немного легче. С матерью все обстоит иначе. Мне легче верить… во многое другое. Почему я увидел ее во время пасхального шествия? Это ведь не какое-то давнее воспоминание. Она действительно была там. В тот самый момент для меня она была живой. Что же здесь неправильного? Это своего рода лакуна. Лакуна, которую я могу заполнить чем угодно. Вроде обитателей этой самой клиники.
— Которой там скорее всего нет.
Фабиан почесал голову и состроил гримасу, как будто я ляпнул нечто неприятное и пошлое, нечто такое, что следует побыстрее стереть из памяти.
— То, что мне известно, и то, что неизвестно, — в равной степени истинно, — проговорил он. — Если существует нечто такое — что угодно, — что способно вселить в меня надежду, я приложу для этого все усилия. Ты понимаешь, о чем я? Ты понимаешь, что даже если из нашей поездки сюда ничего не выйдет, это все равно не будет напрасной тратой времени?
— Понимаю. Как не понять. Хотя давай тогда исходить из того, что клиника может существовать. Мы не будем заполнять никаких лакун, чтобы ни в чем не разочаровываться. Договорились?
Я выжидающе посмотрел на него.
— Договорились, — согласился Фабиан.
— Обещаешь?
Он ничего не ответил.
— Так обещаешь или нет?
— Обещаю. Я и не ожидал от тебя понимания. Тебе все равно не понять моих чувств. Того, что я испытываю постоянно.
Его лицо находилось в тени, и безжалостное солнце нещадно палило нам спины.
— У меня такое ощущение, будто они вошли в мою кровь и все время причиняют боль.
На сей раз промолчал я.
— Вдруг в клинике для жертв амнезии держат запас воспоминаний, как в обыкновенной больнице — запас крови, — продолжил Фабиан. — Даже если мы и не найдем мою мать, то как знать, может, нам удастся по крайней мере отыскать воспоминания о ней, которые я потерял.
— Только потому, что не помнишь ее так же хорошо, как и отца, — неуверенно произнес я, — из этого вовсе не следует, что…
— Я и не утверждаю, что ничего не помню. Кое-что врезалось мне в память.
— Расскажи.
Фабиан немного помедлил.
— Мать любила персики. Всегда их ела. От нее постоянно пахло персиковым соком.
— Похоже, что…
— Память — странная штука, — перебил он меня. — Знаешь, можно ведь создавать воспоминания самому. Я могу заставить тебя навсегда запомнить это мгновение. Для этого нужно каким-то образом его пометить, чтобы никогда о нем не забыть.