На «берегу», когда Новиков начал обсыхать у костра, все болячки разом заявили о себе. Заныли простреленное плечо и ушибленный бок, засаднило исцарапанные икры, даже ножевая рана в ляжке, нанесенная грабителем Тойоты, и та начала постреливать, хотя о ней Новиков напрочь забыл. Она как-то очень быстро зарубцевалась, и уже на следующее утро после безмятежной ночи, проведенной на королевской постели Штольца, совсем не беспокоила. Но главное, пожалуй, — вдруг жутко разболелась голова, особенно в затылке, как тогда, в квартире певца, когда рядом лежали убиенные Логус и Шагалин.
— Да ты, брат, совсем плох, — заметил первый мужичок и снял с себя засаленный пиджачок, чтобы застелить припорошенный песком бетонный пол.
К нему присоединились двое других, без сожаления снимая с себя обноски, которые худо-бедно, но грели, ибо под землей было сыровато.
— Спасибо, ребята, я чуть-чуть покемарю, — благодарно сказал Новиков, устраиваясь на этом жестком ложе и тут же засыпая.
Проснулся он через полчаса. Одежда уже высохла, болячки поутихли, сил заметно прибавилось.
Мужички всё так же сидели рядом. Чувствовалось, что они аккуратно, со знанием дела шарили у него, спящего, по карманам, но ничего не нашли.
— Тебя что — свои же того? — спросил первый, самый словоохотливый мужичок.
— В смысле? — уточнил Новиков.
— Ну, судя по форме, ты из спецназа? — предположил мужичок. — Свои же в канализацию-то скинули или кто еще?
— Какая ж это канализация? — усмехнулся Новиков, умиляясь деликатностью этих подземных, похожих на гномов, жителей. — Ни какашек, ни вони.
— Это верно, — согласился мужичок. — Просто мы её так зовём. Не каналом же называть венецианским.
— Никакой я теперь не спецназовец, а самый натуральный бомж, — вздохнув, ответил Новиков. — Да еще в розыске.
— Не побрезгуй, — сказал словоохотливый, протягивая руку. — Давай знакомиться, что ли?
Звали его Никитой, был он когда-то старшиной в одной подмосковной части, да стырил, понимаешь, канистру спирта, после чего, убоявшись суда, дал дёру, вот с тех пор так и числится в бегах. Это уже, почитай, двадцать лет с гаком.
Второй мужичок, Лёва, будучи студентом МГУ, натурально спятил от умственного перенапряжения и набил ректору морду, потом, войдя в раж, поколотил в туалете проректора и декана, обоих сразу, воспользовавшись тем, что они стояли лицом к писсуарам, а к нему, Лёве, спиной. На улице дал в рыло прохожему мусору, и пошло-поехало. Это сейчас он усох, а тогда он здоровый был, Лёва-то, к тому же бегал хорошо. Так бы и дрался до посинения, но, слава Богу, попался хороший человек, который так ему, Лёве, вмазал, что тот брык с катушек и затих. Человек этот, оказавшийся ворюгой с большой дороги, пожалел опупевшего студента, пригрел на чужой хате, начал обучать доходному ремеслу, но Лёва был настолько не в себе, что ничего не воспринимал, о чем теперь, по прошествии многих лет, сильно жалеет, потому как был это не просто ворюга, каких много, а сам Викентий Прохоров по кличке Лось.
Третьего мужичка звали Славой, он всё больше улыбался и помалкивал, так что его прошлое осталось неизвестным.
Это поначалу Новикову показалось, что мужички эти, как и все бомжи, на одну харю — нет, разница была. У Славы вообще не было зубов, и он терзал твердую колбасу деснами, причем весьма успешно, у Никиты не хватало двух передних, а у Левы зубы были все, правда потемневшие, с выщерблинами, но все. Характер у каждого свой, привычки свои, к примеру, Славка любил плеваться, а Лёва ворчал при этом, то есть показывал свою образованность. Никита был дипломат, умел всех мирить, даже в дупель пьяных. Ну и так далее. И всё равно это были малопочтенные, спившиеся, с коричневыми морщинистыми рожами, без возраста люди дна.
Единственное, на что они раскошелились — это на водку, так как от самогона мухи дохнут, колбасу же и ананасы раздобыли в помойном баке за «Рамстором» (адрес во избежание нездорового ажиотажа называть не будем), о чём им вовремя сообщил специальный уведомитель. Продукты, естественно, были просрочены и оказались в помойке, так как в супермаркете ожидалась комиссия санэпиднадзора. Ананасы в банках, что им будет? Открыл да лопай, а вот колбасу, дорогущий приплюснутый сервилат, который покрылся плесенью, знающие жизнь мужички протерли растительным маслом, и она сделалась как новая. Так, между прочим, поступают и на рынках.
От водки Новиков отказался, колбаски же, чтобы не обижать радушных хозяев, отведал.
Пока что предсказания астролога Редутова сбылись лишь в одном — Андрей упал на дно. Если это начало и сверху скоро посыплется золотой дождь, то это еще ничего, но вдруг всё дном и закончится? Не хотелось бы.
— Чем на жизнь-то промышляете, дружбаны? — спросил Новиков.
— Когда помойка помогает, когда кто из старушек денежку даст, а то и профи подкинут, мы же как бы в одной связке, — ответил Никита.
— А пузатые не раскошеливаются на милостыню?
— Попрошайничать нам не велят, для этого есть профи, — сказал Никита, — а что касаемо пузатых, так эти могут бесплатно ботинком по харе, другого от них не дождешься.