– Мал, слушай, не все так просто. Я под надзором… уже давно. Я даже из дома не могу выйти, чтобы за мной не следили. Я бы рад, но я просто не понимаю, как.
– Это важно. Найди место, где тебя не будут искать и встретимся там.
– Ты уверена, что это нужно делать?
– У меня нет выбора, Берт. Материалы с нашими исследованиями еще у тебя?
– Господи, нет! Ты в своем уме?! Где вообще ты была все это время? Ты ничего не знаешь?
– ГДЕ ОНИ, Браун?
– Ты же понимаешь, что нам не дадут встретиться. Не дадут нам…
– Ты не представляешь, через что я прошла. Мне уже все равно.
– Что ты от меня хочешь?
– Просто… одну встречу. И я оставлю тебя в покое.
Снова нервное сопение.
– Хорошо. Ты хоть что-нибудь помнишь? Помнишь, где мы оставили нашего друга?
– Что?.. – в памяти всплыл образ человека с яркими глазами и пышными усами, которого она видела в клинике.
– Где мы попрощались с твоим другом детства…
– Да, кажется, помню. Это здесь недалеко.
– Конечно, мы ведь здесь с тобой работали. Все мы. Поэтому я до сих пор отсюда и не сорвался…
В голосе почувствовалось тепло и безнадега.
– Увидимся там, Мал. Я скучал. Но очень тебя прошу – будь осторожна.
* * *
Когда-то Мартин Грабэ подарил Малил одну из своих работ – как всегда на религиозный мотив, и выполненную как обычно затейливо. Это была большая икона из золота, бронзы и меди, выполненная почему-то по канонам православной церкви, и в виде паззла. Малил помнила, что каждый святой, размещенный на полотне, по задумке мастера воплощал важную часть души, без которой человек вовсе перестает быть человеком – любовь к ближнему, надежду, нравственность, жертвенность и прочее. Малил тогда очень впечатлили эти бородатые старцы с угольными глазами, смотревшими куда-то в пустоту – далекую, недостижимую. Любого святого можно было вынуть из полотна, и под ним обнажалась подложка картины – темная, бледно-фиолетовая, какой-то сплав металла. Если вынуть всех святых, оставалось лишь изображение Христа сверху, а под ним – ничего. Видимо, этим Грабэ имел ввиду, что современный человек вынул из своей души все святое и остался совершенно пуст. Малил тогда подумала, что проникновенные старцы умерли так давно, что иначе случиться и не могло – слишком далеки они были от склада современного человека. И от нее они тоже были бесконечно далеки. Малил вспомнила это потому, что нависавшее над ее головой небо было почти того же цвета, что и «пустота» Грабэ. Как же это было давно.
Эд шел впереди. Наверное, все еще была ночь, но Малил не могла сказать точно – небо было таким же темным и час, и несколько часов назад. Кладбище выглядело заброшенным – видимо, Мартин оказался одним из последних, кого здесь похоронили. Это было на него похоже – он и при жизни был каким-то осколком прошлого, словно метеорит, пролетевший миллионы световых лет, а потом невпопад рухнувший на землю.
Наконец, она нашла то место. Маленькая надгробная плита была едва видна из-за засохших зарослей колючки. Но знакомую надпись она разглядела:
Эти слова из далекого прошлого ничего ей не говорили, но будили в душе тревожные воспоминания. Бедный Мартин, он всю жизнь искал причины жить, но лишь создавал химеры – одну за одной. А когда они окончательно растворились, повесился прямо в своей мастерской. Что’ж, этот ипохондрик хотя бы старался. А вот ей было совершенно нечем гордиться.
Боковым зрением Малил увидела зажегшийся неподалеку огонек сигареты. Из мглы вышел небольшого роста старик с седой и наполовину лысой головой. На лице были квадратные очки, сквозь которые на нее смотрели пронзительные и чуть застенчивые глаза. Таким она его и запомнила.
– Знаешь, я много думал о нашем бедолаге Мартине. Мы его, конечно, все любили, но в голове у него был полный бардак. Хотя теперь даже его идеи кажутся вменяемыми. Потому что только псих может в такие времена считаться нормальным.
Берт остановился в нерешительности и отвел взгляд. Выглядел он плохо. Сильно постарел. И будто боялся ее. Малил посмотрела на Эда – тот отошел на пару метров и тоже закурил. Малил обняла Брауна. Она не ощущала все это как встречу со старым другом, но лучше это, чем ничего. Браун ответил на объятие. Его голос задрожал.
– Мал… где же ты была. Нам… мне было тяжело без тебя. Все полетело к чертям, когда ты ушла.
– Все полетело к чертям еще раньше, – она выдавила из себя улыбку.
– Так что с тобой случилось?
В двух словах и не скажешь. Впрочем…
– Клиника «Возрождение».
Браун удивленно посмотрел на нее.