– Из наших здесь только мы, – прошипел Хакин. – Когда нас посылали, чтобы защитить тебя от убийц, нас забыли предупредить, что убийцы – это целое подразделение личной императорской эдолийской гвардии, Кент бы ее побрал!
– А как насчет этого? – спросила Тристе, указывая на арбалет.
Хакин с отвращением осмотрел оружие.
– Осталась только одна стрела. Я не рассчитывал, что придется столько потратить там, внизу.
Пока они разговаривали, Каден с неприятной слабостью осознал, что звуки побоища у них за спиной затихли. Красные дымные языки пламени лизали ночное небо, отбрасывая движущиеся тени на скалы вокруг. Итак, они перебили монахов и, скорее всего, своих собственных рабов тоже. «Немного же нужно времени, чтобы перебить две сотни человек», – онемело подумал Каден, глядя назад через плечо.
Тан прервал его оцепенение:
– За нами идут по тропе. Сколько человек впереди?
– Четверо, – отозвался Хакин.
– С арбалетом можно считать, что трое, – сказал Тан. – И если ты управляешься с ножом не хуже своей подруги…
– Хуже, – отрезал тот, свирепо глядя на него. – Мы не зря работаем в паре. Она отвечает за близкие дистанции, я разбираюсь с непредвиденными ситуациями, сидя на крыше.
Тан выругался и поднял свой накцаль.
– Впереди нас четверо. Сзади, похоже, около сотни. Ты стреляешь – мы идем. Каден, держи девушку. Оставайтесь сзади.
Смерив монаха тяжелым взглядом, Хакин кивнул.
Их атака длилась, казалось, лишь несколько мгновений. Хакин свалил одного солдата стрелой в глаз, затем они с Таном набросились на оставшихся трех. Копье монаха метнулось, поразив ближайшего к нему противника в шею, Хакин тем временем убил еще одного, отыскав острием ножа уязвимое место, где шлем воина примыкал к латному воротнику.
«Значит, он все-таки умеет обращаться с этим копьем», – отстраненно подумал Каден. Он не очень много знал об искусстве ведения боя – гвардейцы его отца успели рассказать им с Валином только самые основы, прежде чем мальчиков отправили из столицы, – однако Тан двигался с уверенностью и убийственной быстротой, которую было невозможно подделать.
Оставшийся эдолиец, лишившийся смелости со смертью своих товарищей, не решаясь атаковать, отступил назад. По всей видимости, идея героического поединка была ему не очень-то по душе. Он повернул голову, чтобы посмотреть на тропу позади себя, и в этот момент Хакин прыгнул.
Он двигался стремительно, почти так же стремительно, как Пирр. Достаточно быстро, чтобы преодолеть разделявшую их дистанцию и воткнуть нож в прорезь шлема, прямо в мозг солдата – однако не раньше, с ужасом понял Каден, чем тот успел поднять свой клинок. Оба рухнули на землю. Эдолиец умер на месте, все еще сжимая меч, погруженный в живот Хакина. Каден бросился было к ним, однако Тан остановил его, положив ладонь ему на предплечье. Монаху не требовалось времени на то, чтобы отдышаться.
– Он умрет через несколько минут, – проговорил умиал, словно это снимало все вопросы.
Каден вырвал у него руку и повернулся к умирающему.
Тот успел вытащить меч из своего тела и перевернуться на спину. Из глубокой раны потоком лилась кровь. Его лицо было искажено болью, и когда он заговорил, его голос звучал слабо, губы были забрызганы каплями крови и слюны.
– У подножия… Когтя… – еле слышно выговорил он. – Пирр… будет ждать… у поднож…
Он прервался и закашлялся, сотрясаясь всем телом, крепко зажмурив глаза от мучительной боли. Каден хотел придержать ему голову, но Тристе остановила его.
Платье девушки было изорвано, ее губы дрожали, дыхание было тяжелым, однако она не поддалась панике. Если она и не обладала каменной решимостью Тана, по крайней мере ей, очевидно, хватало самообладания держать себя в руках. Мягко, но решительно отодвинув Кадена, она взяла руку умирающего в свою и приложила другую ладонью к его лбу.
– Спасибо за то, что спас нам жизнь, – просто сказала она.
Какое-то время они замерли, словно единая статуя, высеченная в камне горы. Потом, впервые с того времени, как двое торговцев прибыли в монастырь, Каден увидел на лице Хакина улыбку. Судороги, сотрясавшие его тело, затихли.
– Идите, – слабо проговорил он и закрыл глаза. – Я подожду здесь… пока придет бог.
В последний раз сжав его руку, Тристе кивнула и встала. В ее глазах блестели непролитые слезы.
– Больше мы ничего не можем для него сделать, – сказал Тан. – Пойдем.