Клинки кардинала

– Но ты – Темный! – мягко напомнила она. – Какое тебе дело до величия кардинала и Франции?

Де Бреку снова помолчал, а потом пожал плечами:

– Я не знаю, Беатрис. Но когда я справляюсь с очередным его приказанием – я ощущаю, что поступил правильно. Возможно, это совесть.

– Совесть?

– Я – Темный, Беатрис, я – вампир. Я ничуть не страдаю от этого, а временами по-настоящему наслаждаюсь своей новой жизнью, но я умею смотреть отстраненно и потому вполне отдаю себе отчет, сколько зла приношу в мир. Не в наш с тобою мир, не в мир Иных; здесь любое мое действие в рамках Великого Договора нормально и уместно. А Договор, как ты знаешь, я предпочитаю не нарушать. Однако я сознаю, что люди, чьих родных и близких я высушил, испытывают настоящие страдания.

– И тебе их жаль?! – изумленно распахнула глаза девушка, заглядывая спутнику в лицо.

– О нет! – едва заметно изогнул губы мужчина. – Просто я знаю, кто питается их страданиями. Ты и сама могла видеть на балу этих жирных, раскормленных свиней, клещей, присосавшихся к чужому горю, пиявок, пробравшихся на самый верх, чтобы иметь еще больше привилегий и, как следствие, возможностей преумножать всеобщую боль. Этим крысам плевать на все и на всех, они покинут короля и кардинала, они покинут Францию, если окончательно разорят ее, или когда почувствуют угрозу, или когда найдут местечко посытнее. И я бы не желал им уподобиться.

– Да ты, оказывается, ненавидишь Темных! – со смехом проговорила Беатрис.

– Нет. – Он снова пожал плечами. – Мне просто не по нраву быть поставщиком дармовых яств к их столу. И раз уж я пью человеческую кровь и не могу перестать это делать, а стало быть, и дальше помимо своей воли буду кормить этих ублюдков чужими страданиями, я считаю своим долгом хотя бы частично компенсировать это. Ты ведь наверняка не раз слышала намеки: дескать, Ришелье претворяет в жизнь идеи, выгодные в первую очередь Светлым. Уверен, что сами Светлые тут ни при чем. Но мне нравится такая игра.

– Совестливый вампир… – Беатрис посмаковала фразу. – Это пройдет, мой благородный Этьен!

– Возможно, Беатрис. Ты на сто лет старше меня – тебе виднее.

Лицо девушки омрачилось после этих слов, но она быстро справилась с неприятными мыслями.

– Как бы то ни было, сейчас ты почему-то не уверен, что поступаешь правильно. Почему?

– В том-то и дело, что не уверен. – Барон вздохнул. – Вероятно, я никогда не смогу состязаться с Арманом; он умеет думать и принимать решения куда быстрее, чем я умею двигаться в Полумраке. Но большая часть его действий и поручений мне понятна изначально. Суть другой, меньшей части становится ясна после нескольких часов размышлений. А в совсем уж исключительных случаях сам Арман разъясняет мне, что он задумал, для чего предпринял те или иные шаги и что за этим последует.

– Сейчас все не так?

– В том-то и дело, – повторил де Бреку, – что его нынешняя цель ясна, как небо в лунную ночь. Но цель эта – мелка, низка и не достойна ни мужчины, ни дворянина, ни уж тем более величайшего ума эпохи. Проклятье! Мстить женщине исподтишка – на это способен лишь подлец. В иных случаях кардинал на пути к своей цели действительно не считается ни с чем. Но ни разу еще он при мне не опускался до подлости.

Беатрис могла бы напомнить спутнику историю с Рошфором, когда кардинал собирался женить его на ждущей ребенка девушке, только чтобы прикрыть настоящего виновника ее положения – предположительно Гастона Анжуйского, младшего брата короля. Однако, напомнив барону о Рошфоре, она неминуемо напомнила бы и о мадемуазель де Купе. А к этой девушке Беатрис испытывала странную безотчетную ревность, поэтому предпочитала избегать в разговоре любых намеков на эту особу.

– Если он и вправду собирается опорочить королеву, чтобы отыграться за тот случай с сарабандой в зеленых шароварах, – раздумчиво проговорила она, – откажись.

– А если нет? – повысил голос де Бреку. – Если я ошибаюсь? Эта подленькая месть настолько очевидна, что не может не заставить меня сомневаться. Он – гений, а кто такой я, чтобы предугадывать его мотивы и стремления? Быть может, я чего-то не вижу или не знаю – как, например, до сих пор не представляю наверняка, кого Анна в письме называла банкиршей. Сплошные догадки, никаких доказательств. Быть может, есть что-то гораздо более важное, великое, грандиозное – что-то, из-за чего Ришелье и затеял эту интригу, в которой скомпрометированная королева – не конечная цель, а всего лишь инструмент, подготовительный этап, отвлекающий маневр…

– Так почему бы тебе не спросить его об этом?

– Спросить? – Барон так удивился, что даже остановился посреди дороги.

– Спросить, – кивнула Беатрис. – Ты понимаешь, о чем я. Ты умеешь так спрашивать, чтобы тебе наверняка ответили.