Клинки Ойкумены

— Переводи дух! — разрешила девушка. — А я соберусь с мыслями. Я уже собралась! Планы меняются: Мигель нас подвел…

— Если Мигель жив, я отыщу его! Он организует нам другой рейс…

— Как ты собираешься его искать?

— Буду набирать номер, пока он не отзовется.

Лишь произнеся эти слова, Диего понял, как глупо они звучат.

— А если Мигель ранен? Убит? Скрывается?

Она всегда соображала быстрее него. Быстро Диего Пераль умел только действовать. Чтобы все обдумать и принять верное решение, ему требовалось время. Время, черт возьми!

— Что предлагаешь ты?

— Мы уедем в другой город. В другую страну! Туда, где мой отец лишен влияния. Ты получишь визу, и мы улетим с Террафимы. Космопорт Сан-Федрате — не единственный на планете!

Схватив со столика шелковый веер с грифонами, девушка принялась ожесточенно обмахиваться. В уборной было прохладно, но возбуждение требовало выхода.

— Нам понадобятся лошади. Еще лучше — карета…

— Аэромоб!

— Эскалона охвачена мятежом. Аэромоб? Нам не добыть и пары захудалых кляч!

— Ерунда!

— Тебя объявили в розыск. У пограничной стражи есть ориентировки с твоими снимками.

Юная донья нахмурилась. Признавать свои ошибки она не любила.

— Перейдем границу нелегально!

Она махнула рукой с таким видом, словно ходила туда-сюда по меньшей мере раз сто.

— И что дальше?

— Говорю же, ты получишь визу…

— Кто выдаст мне визу без отметки о легальном пересечении границы?

— Дашь взятку! Чиновники берут везде!

— Допустим, мне оформят визу. Но никакая взятка не отменит твой розыск. При первой же проверке документов…

— Проклятье!

Сломанный веер полетел в угол.

— Мятеж, — Диего гнул свое. Это было больнее, чем расковыривать поджившую рану, но выбора ему не оставили. — Смута, бунтовщики… Уехать мы не можем. Улететь — тоже. Тебе лучше вернуться к отцу. Он тебя примет. В имении Кастельбро ты будешь в безопасности…

На маэстро налетел вихрь. Маленькие, но твердые кулачки забарабанили по груди, по плечам. Он едва успел прикрыть лицо.

— Не смей! Слышишь?!

Град ударов.

— Никогда! Не смей! Так! Говорить!

Маэстро опасливо выглянул меж прижатых к лицу рук — и едва не получил в глаз.

— Никогда! Ты слышишь?!

— Да…

— Никогда! Ты понял?!

— Понял я, понял… — улучив момент, он перехватил ее руки: — Прости дурака. Мы будем вместе, мы улетим отсюда, я еще не знаю, как…

Карни затихла, ткнулась лицом в грудь Диего:

— Помнишь, как мы с тобой познакомились?

Он кивнул, ткнувшись подбородком в ее макушку.

— Твой отец сказал: «Если в конфликте пьесы участвуют высокопоставленные особы — традиция эскалонского театра велит разрешать конфликт вердиктом его величества». Мы с тобой — персонажи пьесы. Ах, если бы ее писал Луис Пераль! В финале сюда явился бы король…

— Король под арестом, в Монте-Элевадо. Где наследник — одному Господу известно. Если монарх и придет к нам на помощь, то в другом спектакле…

— Значит, король тоже нуждается в помощи? Помнишь, что сказал на это ты? Кто в силах разрешить такой конфликт?

Диего вздохнул:

— Господь, сказал я. Господь — опора наша среди бури. К сожалению, Всевышний не спешит вытащить нас из Эскалоны, а короля — из Монте-Элевадо. Видимо, конфликт нашей пьесы слишком мелок для вмешательства Провидения…

Из кармана донеслась трель уникома.

Контрапункт Из пьесы Луиса Пераля «Колесницы судьбы»

Федерико:

О, Ойкумена — та ушла вперед:
Чиновник здесь берет, там не берет!

Санчо:

Не может быть!

Федерико:

Представьте, может быть!
Ну как мне Ойкумену не любить?
Мы ездим по земле, они летят
По небу, мы плывем, они ныряют,
И не навозом землю удобряют,
А чем хотят…

Санчо:

А чем они хотят?

Федерико:

Не знаю, чем, но точно не навозом!
Мы терпим зной, привычны мы к морозам,
У них же дует кондиционер,
И у погоды нет плохих манер,
Поскольку их мгновенно выдувает!

Санчо:

Так не бывает!

Федерико:

Еще как бывает!
У нас, куда ни плюньте, грубый труд,
У них же труд весь интеллектуальный!

Санчо:

А как они, я извиняюсь, срут?

Федерико:

По виду — так же, но оригинальней!
Известно ль вам, что значит «унитаз»?

Санчо:

О, эти штучки-дрючки не про нас,
Я по-простецки жопу заголю —
И все сильнее родину люблю!

Глава четвертая На камнях растет сладчайший виноград

I

Гиль Фриш терпеть не мог безделья.