Клинки Ойкумены

Команду отдал живчик-помпилианец, ехавший в авангарде. И немедленно подал пример, вырвавшись на корпус вперед. Вместо цветастой рубашки и дурацкой шляпы он был облачен в старинный чешуйчатый доспех. Голову скрыл шлем с алым гребнем; у седла, приторочен ремнями, качался выпуклый щит. Меча Диего не разглядел, но меч наверняка тоже имелся в комплекте. Сейчас живчик если и походил на клоуна, то как минимум на руководителя труппы клоунов-убийц.

Пераль дал гнедому шпоры; оглянулся на Карни. К счастью, девушка не растерялась — ее кобыла не отставала от жеребца Диего. Мар Фриш скакал рядом. Строй нарушился, теперь отряд лавой несся по степи, забирая правее — туда, где стена леса расступалась, открывая взглядам тесный распадок, по бокам очерченный низкорослым сосняком. Мир смазался, слился в серо-зеленые полосы, вихрем уносящиеся назад. Ни одна лошадь в мире, подумал Диего, не способна развить такую скорость. «Это не лошади, — вспомнил он слова гематра. — И да, это Космос». Что ж, по крайней мере в этом мар Фриш не соврал.

Облако над лесом дрогнуло, словно в нерешительности — и с резвостью борзой, заметившей лису, устремилось на перехват беглецов. Оно темнело, наливалось фиолетовым глянцем, сгущалось в тучу зловещего вида. В последнюю очередь маэстро интересовало, что это за пакость и какими бедами она грозит отряду. Следовало уносить ноги: чем быстрее, тем лучше.

И за это, подумал он, мы заплатили уйму денег. Нет, не мы — дон Васко. Неужели он знал, за что платит, ревнивая сволочь?!

— Что это? Почему?!

А вот донью Энкарну, напротив, очень даже интересовало, отчего увиденная ею «красота» превратилась под шелухой в хищное непотребство.

— Флуктуация! — задыхаясь, выкрикнул мар Фриш.

— Какого класса?

— Не знаю.

Гематр зашелся кашлем, из глаз его текли слезы.

— Не знаете?!

— Впервые… вижу… В реестре аналоги…

Ветер бил в лицо, свистел в ушах, уносил слова в сторону. Диего едва сумел расслышать ответ гематра:

— …аналоги отсутствуют…

— Но мы же… Мы — коллант!

— Мы — коллант. Вы — нет.

— Вы с ней справитесь?

— Нет.

Диего оглянулся на скаку. Туча висела у них на загривке. Не уйдем, понял он, холодея. Карни, дитя мое… Куда я тебя втравил, старый дурак?! Прости, если сможешь… Побег на рывок, говаривал Мигель Ибарра, знаток жаргона каторжан. Бегство с этапа, на глазах у конвоиров, без расчета, надеясь на слепой фарт. Обычно это кончалось псами, рвущими беглецов, и тяжелыми сапогами охраны. Случалось, что и виселицей. Вся моя жизнь, сказал себе маэстро, побег на рывок. Из дому в армию, из строгих анахоретов — в любовники юных аристократок, из ревнителей чести — в попрошайки. С булыжника Эскалоны — в космос, черт бы его побрал со всеми гнедыми жеребцами и прыткими тучами…

Побег на рывок, и конвой близко.

— В круг! Занять оборону!

Живчик тоже понял, что бегство бесполезно. Уважаю, подумал маэстро, извлекая из ножен рапиру. Сам он на месте командира поступил бы так же, встретив врага лицом к лицу.

— Карни! Держись рядом со мной…

— Вы двое — внутрь круга.

— Я…

— Без разговоров! Быстрее!

— Я солдат!

— В круг, твою декурию! Выполнять!

Кольцо сомкнулось, отрезая эскалонцев от тучи, которую мар Фриш назвал флуктуацией. В седлах остались только Диего с доньей Энкарной, все прочие спешились. Сверкнули клинки: коллант изготовился к бою. Меньше всего это напоминало сражение в космосе, как его рисовало воображение маэстро; скорее уж заварушка на Дровяном бастионе. Живчик встал боком, держа короткий меч над верхним краем щита, острием вперед. Рыжий толстяк занес для удара тяжеленный бердыш. В руках чернокожего вудуна тусклыми полукружьями вертелась, словно приплясывая от нетерпения, пара серпов. Инопланетник в полотняной робе размотал веревку, служившую ему поясом, и та превратилась в огненный бич — с таким обычно изображают демона Фузгота. Мар Фриш извлек из чехла странное приспособление, более всего похожее на многозвенный цеп. Звенья цепа мерцали синим электрическим светом. Трехлезвийный меч-плеть у брамайни, глефа у второй женщины-коллантария…

Даже у Карни обнаружилась сабля! Маэстро прекрасно помнил эту, черт ее дери, саблю — с ней донья Энкарна намеревалась репетировать «Девицу-гусара», презирая изящную дуэльную шпажку. Господи! Спаси и сохрани! Не дай девчонке отхватить себе ногу первым же взмахом! Господи, оглянись…

Адский хохот был ответом на молитву Диего. Воздух наполнился гудением, мерзкой вибрацией. Звук рос, ширился, от него болели зубы. Туча скользнула к земле, как зверь, изготовившийся к прыжку, вздыбилась курчавым, будто руно черной овцы, гребнем. Королева волн, разогнавшись на скалистых рифах, накатывала на берег…

И обрушилась на людей!

Упала ночь средь белого дня. Мир потемнел, ослеп от мириадов крылатых насекомых. Гул превратился в оглушительный писк. Он терзал уши, сотней раскаленных игл проникал в мозг сквозь кости черепа. Такой рой гнуса не привиделся бы Диего и в кошмарном сне.

Уж лучше бы их атаковал эскадрон имперских уланов.