Клинки Приречья (ЛП)

Старик принялся гонять его по комнате, нанося удары под разными углами — сверху, снизу, сбоку… Это было и страшно, и весело. Старик никогда не сумел бы даже пальцем до него дотронуться. Ричард заранее знал, куда нацелена его рука, хотя она, конечно, никогда не достигала цели.

Редко повышавшая голос Октавия, войдя в комнату, закричала:

— Что это, черт тебя возьми, ты тут делаешь с моим сыном?

Старик замер. Он выпрямился, и несколько раз глубоко вздохнув, сумел-таки внятно произнести:

— Госпожа, я его обучаю. Искусству фехтования. Вы не могли не заметить, что у него есть способности.

Октавия положила мертвого скворца, которого держала в руках.

— Боюсь, что не заметила, — проговорила она. — Что ж, продолжайте.

*****

Ричард упражнялся в саду, с палкой. Криспин, его лучший друг, тоже был бы не прочь, но родители внушили ему, что сталь-де лордам не по чину. Благородным господам надлежит нанимать тех, кто станет махать за них мечом, так же, как мыть посуду, гладить рубашки или подсчитывать расходы.

— Но это не сталь, — убеждал Ричард, — это дерево. Просто палка, Криспин, ну, давай же.

Старик не имел ни малейшего желания учить Криспина, тем паче, что это могло как-то дойти до его отца, поэтому Ричард просто показывал другу всё, чему научился сам, и они упражнялись вместе. Хоть он и видел, что получалось у Криспина не очень, но держал эту мысль при себе. Криспин был парень с характером. Он мог подолгу по-глупому таить обиду, искуплением которой обычно становилась драка или тщательно продуманный извинительный ритуал собственного изобретения.

Ричард ничего не имел против. Криспин был горазд на выдумку. Его затеи никогда не повторялись и не бывали скучными — а говоря по правде, и трудными тоже. Ричард запросто мог с завязанными глазами перейти ручей по сухому бревну или достать птичье гнездо из-под карниза над самым верхним окном. Правда, он получил дома нахлобучку, после того, как взбирался по дымоходу, потому что в дымоходах грязища, и матери пришлось потом повозиться, отстирывая всю его одежду. Но Криспин отдал ему за это свою лучшую биту, так что всё вышло совсем неплохо. Да и другие придумки Криспина ничуть не уступали его идеям с сатисфакцией. Именно Криспин додумался, как им заполучить предназначенные для гостей на трапезе Последней Ночи пирожные, и представить всё так, будто их стащила кошка. И он же прикрыл Ричарда в тот раз, когда они позаимствовали охотничьи копья отца Криспина, чтобы играть в Королей в саду, и позабыли вовремя вернуть их на место. Они никогда не ябедничали друг на друга, что бы там ни было.

Отец у Криспина был что надо — ну, разве что кроме пунктика насчет стали. Он сквозь пальцы смотрел, когда приятели попадались на воровстве яблок из его садов, и даже позволял Ричарду кататься на лошадях, что паслись на пастбище. Если тому удавалось поймать одну из них (но только не жеребую кобылу), он мог проехаться верхом, и Криспин вместе с ним — таков был уговор.

Отцом Криспина был лорд Тревельян — за ним хоть и числилось место в Совете Лордов, но Город он не жаловал и не появлялся там без особой надобности. Каждый Квартальный день управляющий Тревельянов приносил матери Ричарда деньги, которые ее семья посылала из города ей на содержание. Часть суммы тут же перенаправлялась обратно, ассигнованная на книги по естественной истории, которые леди Тревельян должна была привезти из города в следующий раз, как отправится туда за покупками. Леди Тревельян любила модные туалеты и театр. В Городе она бывала каждый год. Конечно, она не покупала книги самолично и, вероятно, охотно позабыла бы о них вообще, но муж строго наказывал ей позаботиться о них так же, как и обо всем прочем, в чем нуждалось поместье.

Важно, однако, было то, что деньги приходили, и приходили регулярно. Без них, говорила его мать, им бы пришлось поселиться в каком-нибудь погребе, к тому же, не слишком уютном.

— Почему мы не можем просто жить с твоей семьей? — спрашивал Ричард.

— У них слишком маленький дом.

— Ты говорила, что там семнадцать комнат.

— Семнадцать комнат, но нечем дышать. И негде резать летучих мышей.

— Мама, когда ты разберешься, как летают летучие мыши, ты напишешь книгу?

— Может быть. Но я думаю, куда интереснее было бы узнать, как дышат лягушки, тебе не кажется?

Так что, когда появлялись деньги, она всегда тщательно их пересчитывала и прятала в особый тайник — толстый том под названием «Жабы и их рефлексы». Картинки с жабами в нем остались на месте, а вот в рефлексах была прорезана полость, чтобы устроить схронку для монет.

Старый мечник исчез вскоре после очередного Квартального дня. Октавия Сент-Вир встревоженно перечла содержимое тайника, но все монеты оказались на месте.