Клинки Приречья (ЛП)

Всеми инстинктами бретера он ощущал, что внимание Герцога сосредоточено на нём, не замутненное сном или болью. Оно тянуло его обратно к кровати, будто сводя с противником или партнером.

— Никто? — прошелестел голос Герцога. Чтобы расслышать, Ансельм опустился на колени. — Ошибаешься, мальчик.

Рука Герцога медленно погрузилась в темные локоны.

Ансельм проговорил:

— Вы ужасный человек. — Он сплел запутавшиеся у него в волосах пальцы со своими, увлекая их сквозь вьющиеся пряди вниз, ко рту.

*****

Лежа рядом с ним в темноте, жена Герцога сказала:

— Я перевидала столько рожениц, что мне следовало бы бояться сильнее. Но я не боюсь. Я знаю, это будет хороший ребенок. Надеюсь, ты увидишь его.

Его рука легла на ее слегка округлившийся живот.

— А я надеюсь, что он не будет слишком несчастлив.

— Как был ты? — грустно откликнулась она. — Нет, мой милый. Он будет знать, что любим, обещаю тебе! — Она сжала его хрупкую руку, даже в темноте, как и всё в нем, казавшуюся бесцветной. — И он узнает всё о своем отце — это я тоже обещаю.

— Нет, — сказал мужчина, — только не то, что сделает его несчастным.

— Он будет счастлив.

— Обещаешь? — Она услышала улыбку в его голосе. — Ты вернешься с ним на остров, где он будет бегать наперегонки с горными козами?

— Конечно, нет! — Его идеи иногда приводили ее в замешательство. — Он останется здесь, со своей семьей. Он должен вырасти в твоем городе, среди людей, которые знают тебя.

— Я думаю, на острове он был бы счастливее. — Герцог вздохнул. — Хотел бы я вернуться туда, когда всё закончится, и лежать на холме над морем. Полагаю, это невозможно.

Она тихо ответила:

— Полагаю, нет. А куда ты отправишься здесь?

— Я обоснуюсь в Каменном Городе, среди рядов и шеренг похожих на особняки гробниц моих предков, рядом со своим семейством — это должно потешить твое чувство благоприличия. Не та компания, какую я бы себе выбрал, но, пожалуй, тогда мне уже всё будет равно.

— Я буду приводить его туда. Повидаться с тобой.

Он отнял руку.

— Не смей. Я запрещаю.

— Но я хочу, чтобы он знал тебя.

— Если ты упорствуешь в том, чтобы рассказывать малышу сказки об отце, делай это в каком-нибудь уютном месте, у потрескивающего в очаге огня, с караваем хлеба и кружкой молока на столе…

Она уже дала ему маковый сироп — вскоре он уснет.

— Я надеюсь, что он будет красивым. Не таким, как я. Красивым, как ты. Как был он.

Временами он говорил о людях, которых она не знала. Но этот был ей хорошо известен: обожаемый дух его прошлого, прекрасная, бесценная, первая и самая большая любовь. Она заставила себя унять дыхание, расслабить руки. Теперь он — только воспоминание, ничто рядом с ребенком из плоти и крови.

— Я хотел, чтобы он убил меня. Много лет назад. Но у него никогда не находилось времени.

— Тише, любимый, тише.

— Нет, но он ведь обещал! Сколько раз я повторял ему это! И всё же он не сдержал слова, он меня покинул. Но он придет за мной. Давным-давно он обещал прийти за мной. Он — моя смерть.

Она крепко прижала его к себе, надеясь, что в забытьи он не заметит душивших ее рыданий, и слез, орошающих кожу — его и ее.

*****

Лорд Сэнсам не вернулся, однако прислал слуге Герцога Ансельму кошель со звонкими монетами.

— Что ты купишь за них? — полюбопытствовал Герцог. — Вороненую сталь или нежную плоть?

Слуга нахмурился.

— Я думаю, мне следует вернуть их. Я не должен брать деньги, которые не собираюсь отработать.

— О, пра-авда? — слабость воротила его речи былую тягучесть. — Но, разумеется, мой старый друг всего лишь хотел показать этим, что доволен, с каким тщанием ты заботишься обо мне? Он вправе отблагодарить тебя, если ему того хочется.

Ансельм ничего не возразил.

— Так вы хотите побриться или нет?

— Мы кого-нибудь ждем?

— Никого, кроме Ее Светлости, и то не раньше полудня.

— Ей всё равно. Как я выгляжу, хочу я сказать. Положи эту штуку, Ансельм. Эта сталь не для тебя. Лорду Сэнсаму это не известно, но я-то знаю. Знаю.

*****

Часы, когда он еще узнавал ее, становились всё короче.

В конце концов ей открылось всё, что он хранил от нее в тайне: клятвы, данные первой жене, ссоры с любовниками, игры с сестрой — она слышала голос юноши, то спорящего с учителем, то нашептывающего посулы столь сладкие, что могли обращаться только к его извечному возлюбленному, первому и прекраснейшему. Быть может, она давала ему слишком много макового сока, чтобы заслонить от боли и не дать умолкнуть голосам? Она старалась, и всё же ей пришлось отступить, ибо даже любви было не под силу умиротворить творца поглотившей его пьесы. Он не ел, он едва говорил. Старая шлюха, знавшая его в юности, снова явилась к их двери. Его супруга не позволила ей повидать его, но в поисках утешения спустилась к ней сама, чтобы провести краткий миг подле одного из живых осколков его прошлого.

В затененной комнате ждал терпеливый слуга Герцога. Старый Герцог широко открыл глаза и посмотрел на него.

— Да, — сказал он. — Не знал, что это случится сейчас.

— Когда же еще? — спросил фехтовальщик. — Я ведь обещал, правда?

— Обещал. Я думал, ты позабыл.

— Нет. Не это обещание.

— Я всегда этого хотел.