Володя хмыкнул и посмотрел на жену и сына Вячеслава Павловича, которые удивлённо смотрели то на него, то на меня.
— Интересно. Мальчика, может, и не было в квартире. Но если задержанные о нём заговорят, то ведь мне на орехи достанется.
— Не заговорят. А если и заговорят, то им же хуже. Поверь.
— А, ладно. Не было так не было. Иди уж, призрак мальчика.
— Благодарю, капитан, — вежливо поклонился я и нагнулся за сумками.
— Я помогу, — вмешался Вячеслав Павлович и поднял обе сумки. — Давай я провожу тебя.
Мы с ним молча вышли из подъезда и двинулись в сторону стоявшей недалеко машины. Но тут Вячеслав Павлович неожиданно остановился, поставил сумки на землю и достал сигарету. Щёлкнула зажигалка, на мгновение осветив его лицо.
— Кажется, ты был абсолютно прав. Не стоило отпускать сразу Таню. Но кто бы мог подумать, что её отец окажется связан с теми преступниками?
Я пожал плечами:
— Во дворе давно ходили слухи, что бизнес этого Кеши не совсем чист. Просто никто не думал, что он мог быть связан с такими людьми.
— Ты не мог думать, а я должен был понять. В конце концов, я ведь не один год работал в милиции. Что ж, это будет мне хорошим уроком. А этот, как ты говоришь, Кеша, скорее всего, был не самой крупной фигурой. Так, не «шестёрка», но и не «авторитет». Мне его даже жалко немного.
— А мне — нет, — жёстко отрубил я. — Он сам выбрал свою дорогу. Его никто насильно не заставлял. В этой истории мне больше всего жалко Таньку. Теперь всему её благополучию конец. Нет больше маленькой принцессы. Ведь если я правильно понимаю, то сейчас начнётся следствие, и возможно, что очень многое из имущества её отца конфискуют.
— Если у того не хватило ума оформить его на жену и дочь.
— Даже если так, теперь ей всё равно придётся несладко. Люди злопамятны, а Танька слишком многим наделала гадости. Ей теперь проходу не дадут.
Вячеслав Павлович серьёзно посмотрел на меня:
— А разве не она сама виновата?
— Нет. Она, конечно, дура, но эта дурость от воспитания. Её отец не мог не знать о поведении дочери. Ему ничего не стоило сразу поставить её на место. Он этого не сделал. Здесь больше вины родителей, а не её.
— Наверное, ты прав, — согласился Вячеслав Павлович. — Я бывал у них дома. Могу сказать даже больше. Мать Тани даже одобряла поведение дочери. Она и сама вела себя так же. А со мной вообще разговаривала как с какой-то прислугой. От неё-то дочь и нахваталась всего этого. Но, может, и хорошо, что всё так обернулось? Это ведь хороший урок и для матери и для дочери. Возможно, они и поймут, что были не правы.
— Или озлобятся на весь мир, считая именно его во всём виноватым.
— И это возможно. Ну ладно, Егор, прощай. Я бы тебя проводил, да мне возвращаться надо. Сейчас следователь приедет, надо будет показания давать, а я ещё семью не предупредил.
— Прощайте, Вячеслав Павлович, и спасибо вам за всё.
— Это тебе спасибо, Егор. — Вячеслав Павлович пожал мне руку и поспешил к подъезду.
Я поднял сумки на плечо и двинулся к машине. Навстречу мне уже спешили Эльвинг, Ольга и Костя.
— Что там случилось?..
— Что вы так долго?..
— Как там?.. — сразу накинулись они на меня.
Я молча протянул одну сумку Эльвингу и двинулся в сторону кустов. Только удалившись на достаточное расстояние от дома Вячеслава Павловича, я бросил сумку и начал рассказывать…
— Да, не повезло Таньке. — Костя почесал затылок. — Кто бы знал… Надо же! А я ведь помню, как её отец мастерил нам коляски, а потом катал по двору. Мы за ним толпой бегали. «Дядя Кеша, прокати…» И Танька тогда такая смешная была. Сделает что-нибудь — мы смеёмся над ней, и она вместе с нами…
— Чего это ты в воспоминания ударился? — поинтересовался я.
— Да так. Думаю. Вот вспоминаю твоего отца, когда он стоял под деревом. Помнишь? — Ещё бы я не помнил! — Или вот Танька и её отец. Может быть, деньги — это не такое уж и важное в жизни? Зачем они, если всё кончается вот так? Чтобы потом убегать или, как с Танькой, остаться совсем одной, без друзей?
— Не знаю, Костя. Не знаю. — Я вздохнул. — Это слишком сложно для меня.
— Дураки вы, — вмешалась Ольга. — Ни сами деньги, ни их отсутствие не принесёт человеку ни счастья, ни несчастья. Я всегда поражалась глупости людей, которые жили чуть ли не голыми в пещерах и их за это объявляли святыми. Да что святого в том, чтобы всю жизнь проторчать в пустыне, ни черта не делая?! Лучше бы они делом каким занялись. Нищета — ещё не признак святости, как и богатство — ещё не признак развращённости и преступности. Нет преступления в богатстве, если оно добыто честно и если человек живёт не только ради его увеличения.
Я рассмеялся:
— А что ты скажешь по поводу моего богатства, философ? Честно оно добыто или нет?
— Ты же никого не грабил, — фыркнула Ольга.
— Как сказать, — ещё больше развеселился я. — Севан считает, что я ограбил всех честных людей в Амстере.
— Ну, если Севан так говорит, тогда можешь смело считать своё богатство нажитым абсолютно честным путём. И потом, мне почему-то кажется, что ты не живёшь только ради пополнения его.