Клинок эмира. По ту сторону фронта

Добросовестный староста отправил эти подношения в город, а оттуда тотчас же направился в деревню с десятью автоматчиками и переводчиком новый комендант – капитан Менгель, сменивший майора Реута.

На сходку согнали всех – от малого до старого.

На небольшой деревенской площади у здания школы капитан Менгель выступил с речью. Переводчик следом за ним переводил каждую фразу.

Менгель призывал «чутких русских христиан» оказать помощь теплой одеждой и разными вещами «героям» –

солдатам германской армии, несущим на своих знаменах «новый порядок».

Комендант выразил надежду, что крестьяне деревни

Ситово, не понявшие с первого раза, что от них требуется, поймут это теперь и откликнутся на призыв германского командования. Менгель хотел без шума и хлопот обобрать жителей деревни и уехать.

Он закончил свою речь призывом способствовать разгрому коммунистической армии. И вдруг из толпы раздался выкрик:

– Ты расскажи лучше, как вас лупят под Сталинградом!

От одного только слова «Сталинград» комендант подскочил на месте и вопросительно уставился на переводчика. Тот растерянно посмотрел на коменданта, потоптался на месте и дословно перевел.

Менгель приказал, чтобы кричавший подошел к нему.

Но толпа сомкнулась. Никто не выходил.

Комендант отдал приказ привести к нему смутьяна, но автоматчики наткнулись на сплошную, точно каменную, стену людей. Сотни пар холодных, ненавидящих глаз смотрели на них. Солдаты растерялись, не зная, что предпринять.

Из толпы раздался женский голос:

– Не нравится? Поперек горла становится?…

Переводчик перевел и это.

Комендант рассвирепел. По его приказу автоматчики выхватили из толпы мужчину и женщину и отвели их в сторону. Менгель объявил, что будет считать до пяти, а если к этому времени виновные не будут выданы, он расстреляет заложников.

– Не пугай! – раздалось в ответ.

– Молчите, братцы! – крикнул мужчина, стоя под наведенными стволами автоматов.

– На колени! На землю! – закричал комендант, и автоматчики дали несколько выстрелов над головами собравшихся. На колени никто не опустился.

– Айн… цвай… – отсчитывал Менгель.

Послышались сдержанные рыдания, ропот негодования и новые выкрики.

– Душегубы проклятые!…

– Звери…

– Захлебнетесь кровью, собаки!…

– Всех не перестреляете…

– Драй… фир… – считал комендант. – Фюнф!…

Раздался залп. Двое упали на землю. Толпа замерла, а через мгновенье, как поток, прорвавшийся через плотину и сокрушающий все на своем пути, люди с ревом ринулись на кучку гитлеровцев. Это произошло так неожиданно, так быстро, что солдаты не успели даже оказать сопротивления. На другой день к вечеру прибыл усиленный карательный отряд и спалил деревню дотла.

– А с народом как? – спросил Костров.

– Часть ушла в партизаны, часть разбежалась, а некоторые, большей частью женщины, попали к карателям в лапы.

– Кто же теперь комендант города? – поинтересовался

Снежко.

– До сих пор не прислали. Пока замещает какой-то обер-лейтенант. Комендантам в нашем городе не везет.

– Не только комендантам, – усмехнулся Костров. – А

как чувствует себя господин Скалон?

– Да, ведь я главного-то чуть не забыл, – спохватился

Беляк. – Вот память стала!… Вчера такой разговор был…

Вызывает меня заместитель бургомистра к себе. Дело происходило днем, во время работы. Я думал, по финансовым делам. Но вижу, сидит у него немец-офицер.

Смотрит на меня в упор и молчит. Я понял, что финансы тут, видимо, ни при чем, и, признаться, струхнул маленько.

Скалон начинает разговор. Предлагает мне выехать в деревню, встретиться там с одним партизаном, выслушать его внимательно, запомнить все сказанное им или даже записать и договориться о следующей встрече.

Костров и Снежко насторожились. Сообщение действительно было чрезвычайно важным.

– Ты не поинтересовался, почему Скалон именно тебе решил поручить такое щепетильное задание? – спросил

Костров.

Беляк предупреждающе поднял руку.

– Сейчас все расскажу. Когда я задал вопрос, почему на меня решили возложить такую почетную миссию, Скалон объяснил, что, во-первых, этому партизану далеко и надолго из расположения отряда уходить нельзя, тем более, что у него с некоторых пор испортились отношения с командованием и ему самому кажется, что командиры на него поглядывают косо; во-вторых, посылать к нему специального человека, неизвестного в деревне, нежелательно, поскольку это может показаться подозрительным и привести к провалу явочной квартиры, а я, как человек, часто бывающий во всех деревнях и известный жителям,

представляю собой наилучшую кандидатуру. На мой вопрос, надежен ли этот партизан и не попаду ли я с ним в какую-нибудь опасную историю, Скалон ответил, что это испытанный и проверенный человек. После этого мне ничего не оставалось делать, как принять поручение.

– И ты правильно поступил… – заметил Костров, но тут же осекся, – у него мелькнуло страшное предположение.