Клинок флибустьера

Делать нечего, пришлось спуститься к Розалии Яковлевне.

— Милка, ты чего такая встрепанная? — удивилась соседка. — Похудела, щеки ввалились прямо. Садись за стол!

Сегодня на обед у Розалии Яковлевны был наваристый борщ. А потом жареная курица с брусничным вареньем вместо соуса, фирменное ее блюдо.

После сытного обеда Миле вообще никуда не захотелось идти. Хотелось сидеть тут, в уютной квартире соседки, пить сладкий чай с домашним песочным печеньем и вести неспешную беседу о приятных пустяках: есть ли в лесах грибы, и если есть, то какие, скоро ли появится в ларьках айва, из которой Розалия Яковлевна варила изумительное душистое варенье, а также скоро ли женится сын, поскольку она, Розалия Яковлевна, уж очень хочет внуков.

Милу совершенно не интересовали грибы, равно как и рецепт айвового варенья, просто ей нравилась Розалия Яковлевна. И поняла она это только сейчас. До этого они здоровались в лифте, пару раз Мила помогла соседке донести до двери тяжеленные сумки, но никогда не входила в ее квартиру.

Это Павел так велел, когда они только въехали в этот дом: никаких посиделок с соседками. И чтобы не бегала к ним за сахаром там или за солью. Ты к ней зайдешь, потом она к нам зайдет, потом повадится чай-кофе пить, а потом этих баб из квартиры не вытолкать будет. Станут по дому шнырять, все высматривать, вынюхивать, потом по всему району разнесут, как мы живем.

«Да что им вынюхивать-то, — смеялась поначалу Мила, — какие такие у нас секреты и тайны мадридского двора? И красть у нас нечего, ничего ценного в квартире нет…»

Но Павел был строг, один раз даже грубо так сказал, голос на нее повысил. Так что Мила была с соседями вежлива, но держалась с прохладцей.

И вот теперь, когда Павел ушел, Розалия Яковлевна ей помогает. И словом, и делом.

— Ну что, Мила, говори уж, что надо. — Соседка, видимо, почувствовала ее беспокойство. — Чем смогу, помогу.

— Не знаю, как и начать… — смутилась Мила.

— Говори как есть!

— Нужно мне в похоронное агентство идти…

— Умер у тебя кто? Или…

— Или… — вздохнула Мила. — То есть умер один… ну, в общем, в юности у нас с ним любовь была. Недолго, правда. И вот он умер скоропостижно, не знаю даже, в чем там дело… вроде бы на мотоцикле разбился.

Историю эту она не придумала на ходу — правда, был у них в классе Толька Панченко, который по пьяному делу разбился, гоняя на мотоцикле. Было это примерно четыре года назад, Миле написала девчонка из их класса.

Толька в школе был ужасным хулиганом, так что никакой любви в юности у них с Милой не было, да и быть не могло, она терпеть не могла грубых парней, ей вообще нравился Сережа Петухов — мальчик в очках, который говорил тихим голосом и все время рисовал старинное оружие — сабли, мечи и алебарды, за что тот же Толька его не то чтобы уважал, но не трогал.

Один раз Сережа нарисовал для Милы очень красивый замок с подъемным мостом и пушками на стенах, за что ей и понравился. Правда, это было в третьем классе, потом Сережа переехал из их города вместе с родителями.

Так что сейчас Мила решила, что ничего страшного не случится, раз Толька все равно уже умер.

— И вот нужно мне обязательно на похороны пойти, — теперь она врала более уверенно, — потому что… ну, все-таки любовь была, он даже замуж мне предлагал. Ну, в двадцать лет я об этом и не думала даже… а потом дороги наши разошлись, и вот он умер. Хоть проститься… но дело в том, что там его жена будет, она из нашего класса. И она меня еще со школы ревновала, так что если увидит на похоронах, то обязательно скандал устроит. Что делать? Может, внешность изменить?

Выговорив все это одним духом, Мила отважилась посмотреть на Розалию Яковлевну, ожидая в глубине души, что соседка сейчас поднимет ее на смех. Однако та только согласно кивнула.

— Что ж, идея неплохая. — И пошла в комнату, крикнув оттуда, чтобы Мила шла следом.

— Платок нужно черный… — Розалия Яковлевна потрясла пакетом. — Сейчас найдем. И еще вот что… — Она окинула Милу взглядом, оценивая, затем сняла с вешалки что-то серое и огромное, которое оказалось плащом на утепленной подкладке.

— Племянница купила, да ей немного маловат оказался, она и оставила у меня, — пояснила Розалия Яковлевна, и Мила отвернулась, спрятав улыбку.

Это же какая племянница, если такой чехол от самолета ей мал оказался.

— И зря смеешься, — тут же заметила соседка, — у нас все женщины в роду крупногабаритные, и все счастливы в браке. Мы с мужем сорок восемь лет прожили в любви и согласии, племянница вот уже скоро десять лет свадьбы справит.

— Да я ничего… — устыдилась Мила, надевая плащ.

— Это ничего, что длинный, а зато в поясе потуже затянешь и будет хорошо… А еще вот возьми этот шарф. — Соседка ловко обмотала Милу черным шарфом, полностью скрыв приметные волосы.

— Значит, на ноги туфли без каблуков и никакой косметики, так тебя точно никто не узнает. И еще вот это возьми! — Розалия Яковлевна протянула Миле черный старушечий ридикюль. — Как говорится, для полноты картины.

Мила хотела отказаться, но взяла. Ридикюль оказался неожиданно тяжелым. Что там у нее — кирпич?